Книга Семь чудес - Стивен Сэйлор

выше всех остальных. Он нахмурился и покачал головой. Разговоры о грабителях считались плохой приметой.

— Никто не нападал на меня, Антипатр. Я просто… упал. — Я был слишком огорчен, чтобы признаться, что пытался взобраться на стену храма.

— У парня, должно быть, падучая болезнь. Обычная у римлян, — сказал один из гостей, вздернув нос. Это, казалось, удовлетворило остальных, которые пошушукались и разошлись.

Антипатр наморщил лоб: — Что на самом деле произошло с тобой, Гордиан?

Мушезиб тоже остался. Я не видел причин лгать им обоим правду. — Мне было любопытно. Я хотел взглянуть на старый храм Иштар, поэтому взобрался на вершину стены…

— Я догадался об этом! — сказал Антипатр. Он нахмурился, затем поднял бровь. — А что еще? Что ты видел?

— Руины… одни только руины. А также…

— Продолжай, — сказал Антипатр. Он и Мушезиб наклонились ближе.

— Я видел лемура, — прошептал я. — Во дворе храма. Она подошла ко мне…

Мушезиб фыркнул; — Гордиан, ты не видел никакого лемура.

— Почему вы так считаете?

— Молодой человек с сильным воображением, один в темноте в незнакомом городе, смотрит на разрушенный двор, в котором, как ему сказали, обитают лемуры — нетрудно понять, как ты пришел к мысли, что видел такое.

— Я доверяю своим собственным глазам, — раздраженно сказал я. Моя голова начала раскалываться. — Вы не верите, что лемуры существуют?

— Нет, — заявил астролог. — Механизмы звезд, управляющие всеми человеческими действиями, не позволяют мертвым оставаться среди живых. Это невозможно с научной точки зрения.

— Ах, здесь мы видим, где халдейское созерцание звезд вступает в противоречие с греческой религией, не говоря уже о здравом смысле, — сказал Антипатр, всегда готовый почувствовать себя педагогом, даже когда его молодой ученик едва пришел в сознание после опасного падения. — Как они властвуют над живыми, так и боги властвуют над мертвыми…

— Если кто-то верит в этих богов, — сказал Мушезиб.

— Вы, астрологи, вместо этого поклоняетесь звездам! — Антипатр воздел руки.

— Мы не поклоняемся звездам, — спокойно сказал Мушезиб. — Мы изучаем их. В отличие от ваших так называемых богов, огромным взаимосвязанным механизмам небесного свода все равно, взывают ли к ним смертные или нет. Они не наблюдают за нами и не интересуются нашим поведением; их действие совершенно безличны, поскольку они направляют свои лучи невидимой силы на землю. Точно так же, как небесные тела контролируют приливы и времена года, они контролируют судьбы человечества и отдельных людей. Боги, если они существуют, могут быть могущественнее людей, но и ими управляют симпатии и антипатии звезд в соединении…

— Какая чепуха! — заявил Антипатр. — И вы называете это наукой?

Мушезиб глубоко вздохнул: — Давай не будем говорить о вещах, по которым наши мнения столь расходятся. Лучше позаботимся о твоем юном друге. Тебе лучше, Гордиан?

— Мне бы стало лучше, если бы вы оба перестали ссориться.

Мушезиб улыбнулся: — Ради тебя, Гордиан, мы сменим тему. Он взглянул на трактирщика, который обслуживал других гостей, и понизил голос. — Что бы ты ни видел или не слышал, хорошо, что ты успокоил страхи других постояльцев…  я имею в виду разговоры о присутствие на улицах грабителей. Наш бедный хозяин должен ненавидеть все эти разговоры о грабителях и лемурах, если уж на то пошло. Он сказал мне, что ведет переговоры о покупке пустующего здания по соседству. К этому времени в следующем году он надеется расширить свое предприятие, чтобы задействовать оба здания.

Антипатр оглядел горстку гостей в комнате: — Кажется, там едва ли найдется достаточно обычаев, чтобы заполнить это место, не говоря уже о гостинице вдвое больше.

— Наш хозяин оптимист, — пожал плечами Мушезиб. — Думаю, чтобы жить в Вавилоне, нужно быть оптимистом,

                                                                                                                * * *

В ту ночь я спал беспокойно, меня тревожили страшные сны. В какой-то момент я проснулся и обнаружил, что лежу весь в поту. Мне показалось, что я услышал отдаленный крик, но не крик лемура, а крик человека. Я решил, что этот звук, должно быть, был частью моего кошмара. Я закрыл глаза и крепко уснул, пока первый проблеск дневного света из окна не разбудил меня.

Когда мы с Антипатром спустились по лестнице, то обнаружили, что гостиная совершенно пуста, за исключением Дария, ожидавшего нашего появления. Он бросился к нам, его глаза расширились от волнения.

— Идите посмотрите, идите посмотрите!  — сказал он.

— В чем дело? — спросилл Антипатр.

— Вы должны убедиться сами. Что-то ужасное — в разрушенном храме Иштар!

Мы последовали за ним. На улице собралась значительная толпа. Ворота в стене были широко распахнуты. Люди по очереди заглядывали внутрь, но никто не решался войти во двор.

— На что они все смотрят? — пробормотал Антипатр. Он проложил себе путь к передней части толпы. Я последовал за ним, но Дарий отступил.

— О, Боже! — прошептал Антипатр, заглянув в ворота. Он отошел в сторону, чтобы тоже посмотреть.

В утреннем свете двор не казался таким устрашающим, как прошлой ночью, но все же это было мрачное место, с бурьяном среди разбитой брусчатки и уродливой красновато-коричневой стеной, вырисовывающейся за ним. Я яснее разглядел каменное кресло, которые видел прошлой ночью, теперь уже пустое, а затем увидел тело на ступенях храма.

Лицо мужчины было отвернуто, шея вывернута под странным углом, но он был одет в знакомую синюю мантию, расшитую желтыми звездами, на ногах туфли со спиральными носками. Его шляпа в форме зиккурата свалилась с его головы и валялась рядом с ним на верхней ступеньке.

— Это Мушезиб? — прошептал я.

— Возможно, это другой астролог, — сказал Антипатр. Он повернулся к толпе позади нас. — Мушезиб здесь? Кто-нибудь видел сегодня утром Мушезиба?

Люди качали головами и роптали.

Я должен был кое в чем разобраться, поэтому прошел через ворота и пересек двор. Позади меня я услышал вздохи и окрики остальных, включая Дария, который кричал: — Нет, нет, нет, юный римлянин! Вернись!

Я поднялся по ступенькам. Тело лежало грудью вниз, руки были скрещены под ним. Я посмотрел вниз и увидел в профиль лицо Мушезиба. Его глаза были широко открыты. Его зубы были оскалены в гримасе. Судя по тому, как была согнута его шея, не могло быть сомнений, что она сломана.