Книга Жизня. Рассказы о минувших летах - Константин Иванович Комаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По окончании экспедиции с выездом в Москву собрались только под вечер и большую часть пути прошли в темное время. Темноту усугубил густой туман, набегавший волнами почти до самой Москвы. Волнами происходила и наша езда. Относительное просветление скоро сменялось таким полумраком, что буквально в 5-10 м вперед всякая видимость терялась. Довольно длительные промежутки пути приходилось идти со скоростью не более 10 км/час, а иногда совсем останавливаться. Я устроился головой на коленях у Аллы в глубокой задумчивости. По всей видимости, наш роман подходил к концу, и это было грустно. По сложившимся между нами отношениям, да и по своей натуре я не мог уже полагать наш роман мимолетным и ни к чему не обязывающим. Так ничего и не решив, а понадеявшись на всепобеждающий русский авось, я первый из пассажиров высадился из машины, толком не попрощавшись.
Предбывшая супруга встретила мое явление из экспедиции враждебно и злобно, что еще более укрепило мою решимость оставить сей дом навсегда. Это и произошло недолгое время спустя. Только сначала я сразу уехал в отпуск в деревню к отцу с матерью. По возвращении из отпуска я прихватил паспорт, военный билет, университетский диплом и бравого Швейка Ярослава Гашека и явился пред светлые очи Аллы Израилевны.
— Пришел к тебе, весь я тут. Не выгонишь?
И вот, как ни странно, не выгоняет до сих пор. Предбывшая побесилась, упрекала: «Я тебя выучила, а теперь ты меня покидаешь». Это ее учение красноречиво характеризует эпизод с моей дипломной работой. Я дописывал ее в тиши на кухне до 4 часов утра и неосторожно оставил исписанные чернилами листы там же на столе. Утром я нашел все листы облитыми водой. Жалкий лепет оправданья. Пришлось переписывать. И так во всем. А уж ненависть к моим выездам в экспедицию, совершенно необходимым по роду занятий, казалась неизбывной. Еще один упрек я получил от регистраторши в военкомате при постановке на учет по случаю новой прописки.
— Что же это вы, от Ивановны уходите, а приходите к Израилевне?
Тогда я сразу не нашелся ответить ничего лучше, как по Лермонтову: «У меня есть друг. Его зовут Вернер, но он русский. Что ж из того? Я знал одного Иванова, который был немец».
Перемена моего жизненного уклада благотворно сказалась на моей судьбе. Теперь я мог безоглядно заниматься научной работой в меру своих способностей. Об этой перемене изначально знал только Лева Кольцов. До остальных это дошло чуть ли не через год. Но что-то изменилось и внешне. Подозрительно стал приглядываться Д.А.
— Что-то вы, Константин Иванович?
— А чего? Я ничего.
— Да нет, что-то не так.
Остановил в коридоре Б.А. Рыбаков:
— Что-то вы, Константин Иванович, как одеты?
— А у меня больше одеть нечего.
— Ну, если так нечего, то это еще ничего.
Довольно скоро проявилось и естество нашей жизни с Аллой. Однажды она мне несколько таинственно поведала, что у нас может быть потомство. Видимо, она ввиду не совсем еще укоренившихся между нами отношений сомневалась, не захочу ли я вновь оказаться свободным. Но тут мы единодушно и без колебаний постановили — потомству быть. Так появилась на свет Анна. В записке и голосом из окна роддома она мне сообщила: «У тебя родилась дочь Анна. Если бы был мальчик, то главный в названии был бы ты, а поскольку дочь, то я главная, мое право». Чувства, охватившие меня в это время, изумительны и не поддаются объяснению. Как же так? Ведь не было ничего и вдруг — на тебе! Появился новый человек! Шел 1971 год.
Но это было осенью, 20 октября. А в мае этого года я впервые посетил р. Сить, известную по битве 1238 г., куда великий князь Юрий Всеволодович бежал из Владимира, «был изъехан беззаконным Бурундаем», и погиб бесславно. Тогда я еще надеялся найти там какие-то остатки укреплений, которые князь Юрий якобы строил, как об этом писал Ян в красочном повествовании о Батыевом нашествии. В разведывательной поездке участвовал Боря Фоломеев с группой своих школьников. Никаких укреплений мы не увидели, но нашли селище и раскопали несколько курганов у д. Михалево. Признаться, тогда я еще слабо владел материалом для таких разысканий. Последующие поездки на р. Сить и изучение летописных известий о событиях того времени убедили меня в том, что Юрий Всеволодович никаких укреплений построить там не мог, не успевал. Впоследствии мои изыскания и размышления отразились в приличной, по моему убеждению, статье о нашествии Батыя, которую мне удалось опубликовать (Вопросы истории. 2012. № 10).
В июле Д.А. раскапывал курганный могильник абашевской культуры у ручья Кухмарь на Плещееве озере. Мне представилась тогда возможность попытаться найти погребения славянского могильника в пос. Купанское. Отдельные погребения здесь в 1965 г. в известной эпопее с Кузой и Воскресенским исследовал А.Л. Никитин, посчитавший их грунтовыми, т.е. бескурганными. Мне же хотелось найти остатки этого могильника на противоположном, левом берегу ручья, впадающего в долину р. Векса. Раскопки я мог начать только после завершения работы Е.Н. Ерофеевой на стоянке у ручья Куротень. Побывав у нее на раскопе, я обнаружил полнейший застой. Бывшая тут в качестве рабочего Алла обратила мое внимание на живописную группу в центре, увлеченно беседующую об искусстве. Вся команда при этом с разинутым ртом внимает их откровениям, опершись на лопаты. Начальница Елена Николаевна углубленно занимается своим любимым делом, чистит стенки раскопа и ни на что не обращает внимания. Пришлось укротить краснобаев и заставить всех работать успешнее. А зачинщицей высокоумных разговоров об изящном искусстве была Наталья Кашинцева, якобы искусствовед по специальности. Ее нам в экспедицию рекомендовала Марина Бухтеева как свою подругу.
Предполагаемый могильник в Купанском располагался среди бараков и хозяйственных сараев поселка. Пытаюсь быть вежливым и предупредительным с опытной Еленой Николаевной и предлагаю провести поисковую траншею. Так или так? Соглашаюсь с ней и делаю наоборот, по-своему.
