Книга Милорд и сэр - Екатерина Федорова

Из-за их спин слышался отдаленный гул. Такой бывает, когда множество отдельных выкриков сливается в один звук. Рыцари Священной вошли в арку – иного объяснения этому шуму Серега не видел.

– Ну вот и наша долгожданная Комиссия прибыла. А вы говорили, не полезут.

– Сэр Сериога, вообще-то не должны. Раньше ведь этого не делали. Но… думаю, не ошибусь, если скажу, что нынче интерес Священной к вашей персоне многократно возрос… И не удивлюсь, если кто-то из пречленов в запале все же примет совершенно безумное решение и пошлет-таки за вами людей в этот ход.

– Но вы же говорили… – начал было Серега и осекся.

Потому что вспомнил, что именно ему говорили: “и всякий, кто со злыми намереньями и со злым умыслом пройдет по сему проходу, просто-напросто войдет, но не выйдет”. И все. Безо всякого конкретного указания, где именно, в какой точке между входом и выходом произойдет столь желанное исчезновение. Вышел отряд из точки А в точку Б… Вопрос: как угадать, на каком километре террористы подложили бомбу? Ответ: вот подорвешься, тогда и узнаешь…

– Бегом, – после секундной паузы, ушедшей на самые черные пораженческие раздумья, распорядился он. И ухватил текулли рукой за талию – интимно так ухватил. А затем и рванул в обнимку с ним по костяному коридору.

Остальные понеслись следом, шумно дыша в затылок. Гул чужих голосов за их спинами уже начинал потихоньку набирать силу, накатывался сзади все нарастающей и нарастающей волной. Бедолага текулли, с первой же секунды бега начавший спотыкаться на каждом шагу, теперь попросту висел на Серегиной руке. И сам он, увы, тоже начал уставать и задыхаться…

– Стойте! Стоять! – выкрикнул из последних сил, когда одышка уже перешла в хрипящее удушье и ему следовало, он просто обязан был принять единственно верное в этой ситуации решение. – Возьмите текулли. Подхватите его кто-нибудь! И живо всем вперед, я приказываю! Живей! Потом я вас догоню!

Бегущая толпа его нынешних соратников, до сих пор державшаяся исключительно сзади – из почтения, что ли? – моментально нагнала его, налетела, подхватила текулли под руки и чуть ли даже не под коленки. И волной ушелестела дальше по трубе. Он поймал за руку лекаря, рыкнул ему прямо в лицо:

– Против Дебро вызвали Мастера растений! Смекаешь? Слухай сюды – как только ЭТО начнется, ты уже должен стоять на крепостной стене, отсчитать до пятидесяти – я сказал до пятидесяти, слышишь? И считать с самого начала всего этого действа! А затем следует сказать: ябет виторпус тенатс ад сел! Повтори! – И пока лекарь, отчаянно закивав в знак согласия головой, бормотал скороговоркой заветные слова, Серега повернулся и яростно проорал в спины убегающих своих подданных:

– А ну вернуться! И лекаря забрать! И чтоб с него по дороге ни одной-единой волосины не слетело! Жизнями ответите!

М-да, милорд Сериога, все феодальнее и феодальнее вы становитесь, право…

Из смутно белеющих далей скелетной костяной трубы бегом (Серега и глазом не успел моргнуть) примчались двое, подхватили лекаря под белы ручки и споро уволокли вдаль.

За поясом продолжали торчать рукоятки ножей. Всего лишь две рукоятки – вот и все, что осталось после хитроумных боев с засадами там, на полянке.

– Вообще-то, конечно, нет особой разницы – встречать их здесь или бежать дальше вместе со всеми…

А с чего ему вообще вздумалось вслух порассуждать? Гамлет выискался.

– Но хоть отдышусь, – размеренно и как ни в чем не бывало продолжал он. – М-да, хотелось бы мне посмотреть на это самое чудесное исчезновение. Так хотелось бы…

Вдали, во тьме сужающегося по всем законам перспективы коридора, забрезжило зыбкое факельное сияние. Серега подкинул свой факел, зажатый в правой руке, поймал его на лету и порешил оставить там, где он и был, – кто знает, может, и пригодится разок. Как говорится, на всякий случай… а случай, он всякий-разный бывает, и лишний этот самый разок в глаз кому-нибудь ткнуть горящим факелом никогда не помешает… Не гуманист вы ныне, сэр Сериога. Увы, ответил он сам себе, рано или поздно все вырастают из гуманистов, к тому же этот бой, вполне возможно, будет самым последним в его жизни… и лучше уж пусть здесь заколют, обидевшись за факел прямо в глаз. Все лучше, чем вновь попасть в лапы тех краснорубашечников.

Сияние приближалось, перерастая в свет. Вскоре Серега во всех деталях смог разглядеть осторожно и с явной опаской приближающееся к нему войско – надо думать, трое спасенных вдосталь понарассказывали сложенные в его честь турусы на колесах – мол, напало на нас чудище стоглазно, стозевно, зло, озорно… А может, то воздействовали на сознание старинные басни о скелетах дихломорфа… Все равно, использовать следует все, и, прежде чем вступить в бой (который он, само собой разумеется, проиграет, – но с честью, господа мои, с честью! – ибо тут толпой на одного), надо попытаться как следует уболтать эту команду бело-красных ангелочков.

– Господа и сэры! – воззвал он и несколько картинно уперся рукой в бок (левой уперся, основной его рукой – и таким образом до максимума сблизил кисть с рукоятями ножей). – Ныне я – герцог Де Лабри по праву эльфийской мандонады. И предупреждаю вас! – Он возвысил голос до крика, выпучил глаза, начал злобно сверлить взглядом приближающихся воинов. – Всякий, кто дерзнет принести мне вред, будет наказан. Страшными казнями! Иль не слышали вы о мандонаде эльфийской?! На что обрекаете вы род свой до… до тринадцатого колена! Ибо проклинаю! То есть вот прямо сейчас прокляну я вас и всех детей ваших до этого самого… до тринадцатого колена! Если дерзнете! И кровь моя будет на вас! Рядышком с проклятием!

Увы, его речь (весьма пламенная, надо отметить) на приближающийся отряд впечатления не произвела.

– Господа, вы же находитесь в скелете дихломорфа! – решил он кинуть на пробу еще одну карту. Чи не козырь? – И злоумышляете против его хозяина! Вот исчезнете все разом, тогда…

– Так давай же, брат, подождем этого исчезновения, а? – с лиричной издевкой в напевном теноре предложил кто-то из толпы. – Вместо того чтобы так усердно болтать, как ты делаешь!

Серега вздохнул и пожал плечами.

– Давайте…

Рыцари подступали к нему, выстроившись полукругом на всю ширь коридора. Все с мечами наголо, в глазах смесь страха (ясное дело, страха не перед ним, а перед жутковатой, веками овеянной славой таких вот туннелей скелетного образца) и торжествующего восторга – супротив них стоял один-единственный хлипенький молокосос с ножом и факелом в тощих ручонках. Никакого сравнения с ними, могучими вояками за оборону святой матери Священной комиссии. И что особенно хорошо – прихлопнешь такого комарика, а скажут-то, скажут! – что убили в страшном и тяжком бою чудовищного злодея и самозванца герцога Де Лабри. Изувера и, само собой, вора и насильника небывалой силы (как про то уже объявлял ранее милейший, но, увы, ныне покойный барон Квезак). И будет нос в борще при самых минимальных затратах на свеклу и сало…

Он не делал предупредительных выпадов в их сторону, типа тех, какие случаются у киногероев в лихих боевичках – просто побрезговал. Будем умирать с достоинством.