Книга Ничья - Александра Лимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Блондинка все-таки признала поражение. Прикусив губу, напряженно посмотрев на Мара, в недоумении приподнявшего бровь глядящего на нее, все-таки удалилась.
Я готова была к вопросам, задать и ответить. Вопросам, почему он вернулся, солгать на вопросы, что это за девушка и что за затянувшаяся пауза сейчас была, но Мар, заказав виски, совершенно выбил меня из колеи, когда, подавшись к столу вперед и поставив на него локти, без перехода, сразу в лоб, спросил:
— Ты встречалась с Маркеловым неделю назад?
Ощущение ступора и растерянности. Хаос мыслей и предположений того, что случилось и сейчас произойдет, переродились в страх. С трудом взяла себя в руки.
— Да. — Признала я, глядя в потемневший бархат. И внезапно для самой себя, дрогнувшим голосом добавила, — ничего не было, Мар.
— Совсем ничего? — прохладно усмехнулся он, чем вновь подкосил мой самоконтроль. Махом опрокинув в себя принесенный виски, вынув свой телефон, быстро в нем порылся и положил передо мной экран с воспроизведенным видео, — а вот это тогда что?
Запись с камеры наружного наблюдения, под которой припаркован автомобиль Рэма. Изумительный видеоряд. Чудеса монтажа в виде обрезанного действа, начавшегося с того, что я сидящая полубоком, развернув корпус к Рэму, коснулась его ладони на подлокотнике. Неслышный диалог, где улыбалась ему. Он перевернул ладонь и пальцы касаются друг друга. Снова краткий диалог и я улыбаюсь. А потом поцелуй, где он дернул меня на себя, вжал в себя, а я не отпрянула и не оттолкнула. Прижался лбом к моему. И все. Нет дальше того как оттолкнула, отстраняла его руки и вытирала губы рукавом. Нет того, как вышла из машины и у меня перекосилось лицо от ярости, прежде чем снова села в салон и сорвала регистратор. Не слышно диалогов, а само качество картинки позволяет узнать лица, но не выражение глаз, не дает правильно трактовать мимику, характер улыбок, нет этого ничего, и все превратилось в запись любовников, флиртующих и целующихся в машине.
Экран погас, а мне показалось, что время остановилось. Внутри все замерло, в голове на долю мгновения пустота, а потом взрыв ярости от несправедливости. Ярость замороженная болью, потому что мне трудно было представить, что испытывал Мар, когда смотрел это. Какой силы это было, что сорвало его из Москвы обратно в Питер, чтобы показать вот это. Изумительный обман, который я не имею права не поддержать…
"Щенок сам все разрушит". Мар очень ревнив… И если он узнает правду, даже если в нее поверит, он сцепится с Рэмом, а Маркелов, наверняка, только этого и ждет… он не отвяжется, он так и будет его кусать, вводить в заблуждение, манипулировать. Вон уже спектакли начались… Расчет понятный — я кину претензию Мару, он мне, оба друг другу не верим, исход закономерный. Выход только один:
— Мы с подругой выпили в тот вечер, она уехала, я решила прогуляться. — Пальцы совершенно ледяные, сцепленные в замок на бедре, когда смотрела в окно на набережную. — Встретились с бывшим, разговаривали о прошлом и на меня накатило, извини. — В горле драло, а внутри кроме вспарывающей боли ничего нет, когда вынудила себя усмехнуться и прохладно спросить, — жгем мосты?
— В глаза мне посмотри. — Оттенок требования в смеси с раздражением. Стараясь дышать размеренно, через секунду подчинилась. — Теперь повтори.
В горле стало драть сильнее. Он смотрел пристально, черты лица будто заострились, в глазах вместо поволоки дымка злости, взгляд тяжелый, давящий. Повторила с трудом из-за подавления порыва постыдно разреветься под прессом чувства вины и отчаянного желания сказать правду, что я не предавала. Но я не имела права говорить правду. Реветь тоже. Потому повторила ложь.
— Ты мне изменила? — не дослушав, прищурился, склоняя голову на бок и прошивая пристальным взглядом.
— Слушай, давай без этого, — поморщилась я, вновь глядя в окно и чувствуя как сердце ломает ребра. — Речь изначально была о курортном романчике и я не дума…
— Ты. Мне. Изменила? — чеканя слова сквозь стиснутые зубы, и каждое слово полосует внутри. А у меня в голове только одно — сейчас нельзя ошибаться.
— Ну, если ты запись не видел, то…
— Двенадцать раз посмотрел. Ответь на вопрос.
— Да. Да, изменила. Сказала же, накатила ностальгия, была слегка нетрезва и я не удержалась.
Он все так же сидел, так же прищурившись смотрел на меня, не шелохнулся, ни одного движения мимики, но по нему это чудовищно ударило. Отголосками в только начавшем отводиться взгляде, но удержал себя в руках, даже почти сразу подавил то, что вспыхнуло в глазах и опалило сжавшееся сердце. Наверняка не только у меня сжавшееся. Нужно добивать. Именно сейчас, иначе дальше станет только хуже. Достать из него нож и добить контрольным… гореть мне в аду.
— Марк, давай не будем забывать очевидные вещи: где и как мы познакомились. Для чего начали весь этот фарс. У каждого за спиной свое прошлое, иногда могут возникать сомнительные моменты, но они выглядит таковыми, только если забыть о формате наших с тобой отношений. Изначально уговоренном формате. Мы взрослые люди, нужно вести себя соответствующе и…
— Помолчи, — закрыл глаза, опуская голову, сжав переносицу пальцами и протяжно выдыхая, — иначе меня сейчас разорвет.
Замолчала не потому что он сказал, а потому что больно и в мыслях долбилось то, что если я, зная правду, внутри ломаюсь, то каково сейчас ему?.. Это блок на рациональных сейчас действиях — добить, мы должны сейчас разорвать, так правильно и нужно. Так необходимо в первую очередь для него. А я не могла, потому что взгляд зацепился за крыло на его шее. Вчера сняли пленку…
Встретить достойного человека с которым ты счастлив. С которым легко, интересно и весело. С которым глубоко и на обнаженных чувствах. Влюбиться. Безусловно и чисто. Я недавно поняла что мужчины добрее, веселее и заботливее у меня никогда не было. Мужчины. Никогда не было. А его у меня отнимают. Вынуждают ломать, причинять боль, лгать.
Как только он уедет из страны… Только пусть Мар сейчас меня бросит и спокойно отсюда уедет, а с этой сукой мы сочтемся. Ответит за каждую каплю крови, которой сейчас истекало нутро, когда я лгала Мару, вынуждала прервать отношения, находилась в роли предателя и причиняла ему колоссальную боль. Потому что так