Книга Смута. Том 2 - Ник Перумов

мой. Большую деревню он сдал, вот чего. Кремлевских реликвий, конечно, жалко было, но пушки-то поважнее. А пушки где лили? В Туле. Ружья там же делали. В Сестрорецке тоже… А Москва – что Москва? Там даже провианта для французов не оказалось, всё вывезти успели. А теперь Москва – это совсем другое дело. Теперь это центр, считай, всего. И мануфактуры, и заводы, и железные дороги, – Яша хотел махнуть рукой, но только скривился от боли. Даша заботливо погладила его по плечу, но поглядела при этом на Жадова, да так, что тот смутился.

– Вот и суди сам, товарищ начдив-15. Возьмут беляки Москву – всё посыплется. И так на заводах в Ижевске разброд и шатания, я слыхал ещё до отправки нашей. Рабочие там вовсе даже неплохо жили, зарабатывали, а теперь – всё, баста, пайки и никакого тебе ситчика весёленького для жён, коли комитет не выделит. Прав был Благоев, как есть прав! Эх, не он сейчас в Смольном…

Про Ирину Ивановну Яша деликатно не спрашивал.

– Раз не он в Смольном, то и говорить об этом нечего, – отрезал Жадов. – Значит, надо к Москве пробираться, нельзя её белякам отдать…

…Однако приказ пришёл совсем иной. Оставив в Кашире небольшой заслон и подготовив мосты к взрыву, выступить в западном направлении, на Серпухов. Задача – взять город, отрезав прорвавшиеся белые части от подкреплений. Подписано самим товарищем Троцким; за невыполнение приказа – расстрел на месте.

Непонятно было только, на каком именно месте собирается Лев Давидович расстреливать виновников; но слова были грозные, и гарнизон Каширы выступил – по дороге на Иваньково. Потом просёлками предполагалось достичь деревни Кутуково и затем уже, продвигаясь правым берегом Оки, выйти непосредственно к мостам.

Однако не прошли они и версты, как за спинами их поднялась заполошная стрельба.

…Конная дивизия кубанцев, совсем недавно собранная и сформированная, была переброшена эшелонами в Узловую, за день преодолела сорок вёрст и внезапно заняла Венёв, оказавшийся в пустом пространстве меж красными и белыми. Захватив там несколько паровозов и мобилизовав все вагоны, какие смогли сыскать, кубанцы устремились прямо к Кашире…

Жадов развернул свой отряд.

Внезапной атакой его полк выбил кубанцев из города, однако те, легко отскочив и стараясь избегать потерь, закружили у окраин; мост через Оку в черте города жадовцам удалось отстоять, зато железнодорожный казаки захватили с налёту.

Михаил Жадов повёл свой полк в новую атаку. Повёл сам, впереди злых, наставивших штыки цепей. И, помня, как атаковали его в Туле александровцы, то и дело орал своим:

– Легли!.. Встали!.. Легли!.. Перебежками, мать вашу!..

Казаки огрызались, они тоже были упорны и злы, но жадовцев и рабочих с «Гнома» было не остановить. Сейчас они рассчитывались за всё – за долгое отступление, за оставленные города и села, за постыдный выход из тульской западни, – и кубанцы не выдержали, отхлынули, мост был отбит.

Так и началась игра в кошки-мышки, потому что мосты через Оку в Кашире разнесены, между ними почти две версты.

Михаил Жадов был почти что счастлив. Счастлив потому, что жуткая боль в сердце отступила, отползла чуть в глубину, не исчезла окончательно, но и это облегчение казалось райским блаженством.

Бей, стреляй, а там видно будет.

Тимофей Степанович Боков тщательно прибрал свой кабинет. Аккуратно, словно инструмент на родном заводе, разложил по местам бумаги, перья, карандаши, всё прочее. Одёрнул форму и вышел, заперев дверь на три оборота.

Дел предстояло много. Отправить подкрепления на Западный фронт; пока разберутся, пока то, пока сё – а ляхов-то и остановят; Тимофей Степанович больше всего любил «Князя Серебряного», но и «Русских в 1612 году» Загоскина читывал-перечитывал неоднократно.

Нельзя никому русские земли сдавать. И никакая «мировая революция» тому не оправдание. Своих, русских, ляхам поганым в рабство?! Да ни за что на свете! Льву свет-Давидовичу, может, и всё равно, а ему, питерскому рабочему Бокову, у которого жена Василиса, две дочки на выданье да двое сыновей, – ему не безразлично. Русские земли полякам отдавать, а потом забирать назад, русской же кровью?!

Нет, к стенке вставать за «предательство революции» он тоже не собирался. Но и такая «революция», за которую он столько лет дрался, себя не щадя, – ему не нужна! А что ещё отдадут товарищи из ЦК, чтобы только удержаться у власти? Царь-то, эвон, Манифест издал, считай, все требования трудового народа выполнил. Да и «поражать врагов Отечества, на земли его посягнувших», призывает. Ещё, конечно, смотреть надо, как они всё исполнят, – но ведь принял же! А манифесты царские никогда обратно не брались.

Донесения из-за линии фронта Боков тоже получал – по закрытому списку: знал, что там творится. Ни тебе «продзатруднений», ничего. А всё почему? Потому что свобода торговли. Нет, у него-то самого паёк был хороший, а у остальных? В отличие от других, Тимофей Степанович не злорадствовал, видя выгнанных на непосильные работы стариков в генеральских шинелях и женщин в добротных пальто.

И сейчас он пошёл против воли ЦК, прекрасно понимая, чем ему это грозит. Василисе он всё рассказал – как принято было меж ними уже три десятка лет. Она, конечно, сперва заахала, заохала, а потом обняла:

– Молодец ты у меня, Степаныч! Иначе бы и не сделал. Только теперь что же, бежать нам надобно? За Машутку с Дуняшей боюсь, не за себя…

– Вам – бежать, – кивнул Боков. – Вот, гляди, верные люди вас выведут, в карельских лесах укроют…

И сейчас, оставшись один, ощущал он только странное спокойствие, даже умиротворённость. Что нужно, он сделал. А к стенке… это мы ещё посмотрим, кто кого к стенке поставит.

Сводку о прорыве фронта на Оке, о том, что эшелоны белых идут к Москве и будут там самое позднее к вечеру, он получил, прочитал, аккуратно расписался в журнале курьера.

А потом начал действовать.

Летит вперёд бронепоезд, оставив позади очередной подрыв рельсов. Исправили быстро; закладывали заряд наспех, неумело, да и шашка была слабой. Мелькают подмосковные станции, нарядные пряничные домики вокзалов, оно и понятно – сюда выбирается на лето из города чистая публика, снимая дачи.

«Единая Россiя» набрала ход, гонит вперёд, александровцы облепили бронеплощадки, выбрались на крыши, и никакие приказы не способны сейчас загнать их внутрь.

Мелькают станции. Шарапова Охота, Лопасня, Столбовая, Гривно, Подольск…

У Подольска бронепоезд обстреляли из винтовок. Не попали ни в кого, несколько артиллерийских гранат в ответ, и вот уже взяты стрелки, взят вокзал – и, не задерживаясь, дальше, дальше, стоило показаться передовому эшелону дроздовцев.

Другие части – корниловцы, деникинцы