Книга Обреченные на вымирание - Деткин Андрей

говорил Андрей, не отрывая взгляда от экрана, - самодиагностика сигнализирует, что в сетях зажигания разгонного двигателя есть неполадка. Надо тебе проверить. Вот схема, - Андрей пробежал пальцами по клавиатуре. В следующее мгновение перед нами развернулась голографическая картина, на которой в трехмерной плоскости показывался конструктивный остов корабля. В хвостовой части технической палубы мигала красная точка. Я понял, что надо искать неисправность там. Постарался запомнить архитектуру сетей.

- Где инструмент взять? - спросил я, включаясь в работу.

- Вот, это помещение, прямо под нами - мастерской бокс, там смотри. Если все ясно - чеши, я здесь поколдую.

- Ты это, трап убери, - напомнил я уже, будучи в дверном проеме.

- Убрал, - буркнул Андрей, сосредоточившись на приборной панели.

Я спустился по лестнице, которая находилась сразу за перегородкой капитанской рубки. Нижняя палуба делилась на множество секторов различного назначения. Вдоль длинного коридора тянулись ряды технических шлюзов. Я растерялся и не сразу нашел мастерскую.

На стендах крепилось множество устройств, функциональность которых по большей части мне была неизвестна, но сканер электрических сетей узнал сразу. Прибор представлял собой нечто напоминающее пистолет, только вместо ствола на рукоятке крепился жидкокристаллический экран.

Я вытащил устройство из крепежей и включил. Экран вспыхнул бледным зеленым светом, запестрил и в следующее мгновение на расчерченной сетке в нижнем правом углу запульсировала ярко-зеленая точка. Я вышел из бокса - точка немного сдвинулась к центру.

Через пять минут, уже точно знал место повреждения. Вытянувшись в строчку, в обшивке корабля зияло несколько отверстий, очень напоминающих пулевые. Мысленно соизмерив траекторию пробоин, обнаружил в потолке дырки такого же диаметра. Просканировав электрической магистрали, нашел поврежденные провода. Такого рода обрывы в свое время устранял одной левой с закрытыми глазами.

Вернулся в мастерскую, на стеллажах нашел хорошо знакомое приспособление для спаивания проводов. Там же изыскал тюбик с универсальной затвердевающей смолой для герметизации мелких повреждений корпуса. Вся работа заняла не больше пятнадцати минут. Более не задерживаясь, поспешил наверх доложить кэпу о выполненном ремонте.

- Не зря, старичок, хлеб ешь. Молодца, - не оборачиваясь, похвалил Андрей. - Еще раз протестирую системы и будем взлетать. Шлюзы откроем с корабля.

- Это что? - я пальцем указал на вращающийся треугольник в центре экрана.

- Это, мой дорогой друг, и есть переход. Радуйся, Михалыч, мечты сбываются. Баки полные, они готовились к отлету.

- Андрей повернулся ко мне, его губы растягивала широкая улыбка, а в зубах торчала зубочистка. Черт подери, где он ее взял?

- Иди, вытащи парализатор, а то третий пилот весь отсек дерьмом забрызгает, и скорее дуй назад. Летим прямо сейчас. Новая Земля ждет!!

- А как же остальные? - пробормотал я. От слов Андрея, внутри все перевернулось и сжалось. Я понимал сказанные им слова и в то же время чувствовал, что он говорит совсем не то, какие-то ужасные вещи. Не об этом я мечтал, когда летел на станцию, когда, рискуя жизнью, убегал и давил жуков, когда полз в вентиляционном коробе, когда чинил проводку. Вдруг понял, что не о бегстве на Новую Землю были мои мысли. Ну да, с самого начала, когда Андрей нашел меня, влачившего жалкое существование собирателя консервов, без надежды, без цели, я думал лишь о своем спасении. Его идея попасть на Новую Землю встряхнула, сбила пыль, смахнула паутину с моей омертвевшей души. Поражающий воображение своей дерзостью план был, как глоток свежего воздуха в затхлом, сыром подвале. Я вцепился в подаренную надежду.

Но после инопланетного вторжения все изменилось. Человечество, вернее его жалкие остатки, ЛЮДИ, подвергаются уничтожению, поголовному зверскому истреблению. Я ощутил родство со своим племенем. Осознал их, забракованных, как и я сам, семьей. Они и так биты судьбой. Пережеванные и отрыгнутые жизнью, жалкие в своей убогой старости, брошены на медленное умирание лучшими, достойнейшими представителями человечества, виновными в их несчастьях. Хуже всего, у них отняли надежду, обрубили все корни и бросили сохнуть под палящим солнцем. А теперь это тотальное истребление существами с другой планеты, из космоса… За что, Господи! Во мне просыпалось и крепло древнее, как само человечество, чувство сострадания, справедливости, желание заступиться за свой род. Потому мы люди, что можем страдать и умирать за себе подобных.

- Сам, старик, видишь, - Андрей уловил мое настроение и старался подсластить пилюлю, - корабль оказался меньше, чем думали…

Я не поверил в его сожаление. Он стремительно падал с пьедестала, катился по лестнице героя, сбивая на своем пути кубки за доблестные победы.

- Сможем взять на борт от силы человек сто пятьдесят. Ладно, в грузовой отсек еще тридцать-сорок забьется и все. Это капля в море. Нас растерзают, ты сам видел, что там творится. Да и вспомни, мы не собирались никого брать, - зубочистка при каждом слове издевательски подпрыгивала в уголке рта.

- А третья палуба? - я с надеждой посмотрел на Андрея.

- Третьей палубы нет. Там, он пальцем указал вверх, - находятся топливные баки. Здесь кругом топливные баки, пятьсот тон, это тебе не хвост собачий. Что ты на меня смотришь, словно баран на новые ворота. Ты не тяни, или иди лифт разблокируй или стартуем прямо сейчас.

- Мы же обещали… - пытался я возражать. Я не мог поверить, что так глубоко ошибся в Андрее.

- Брось, старик. Ты вроде пожил, должен понимать, что вранье - это издержки производства, оно окружает нас, им пропитана вся жизнь. Слова ничего не значат, пустое сотрясание воздуха. Давай, иди уже.

Я ощутил себя бесконечно обманутым. Внутри все онемело, потом потрескалось и развалилось. «Он всегда думал только о своем спасении и те слова, что говорил мэру, брехня. Никакой он, к чертям собачьим, не спаситель. Он и Германа запер, чтобы тот не мешал ему улететь по своему личному маршруту». Исподволь подчиняясь словам Андрея, я развернулся и словно в забытьи медленно поплелся к выходу. Ноги сами двигались, я же был испепелен откровением. Лишь в глубине, что-то ворочалось, жило и жгло. Перед глазами замелькали лица стариков: Федор Игнатьевич, заискивающе заглядывающий в глаза, сиротливо сжимает в руках потертый семейный альбомом, тощая сгорбленная старуха толкает перед собой скрипучее инвалидное кресло с больным сыном, Толик - идиот с бегающими глазами, сгорбленный старик с седыми, слипшимися от грязи волосами, с жесткими, как проволока бровями, морщинистым маленьким лицом, присевший на лавку, не в силах проковылять