Книга Фледлунд - Соня Фрейм

Киран прислонился к стене, но это оказалась дверь, и она под его весом открылась внутрь полуподвального помещения. Запах гнили стал невыносимым. Свет из гостиной высветил то, что было под лестницей. Внизу лежала девушка с длинными темными волосами. Ее лицо уже обезобразило гниение, но в ее чертах все еще можно было узнать ту единственную, из-за которой все это вообще происходило. Черные локоны, большеглазое треугольное лицо… За ней лежала вторая Белоснежка с выпавшим распухшим языком. В глубине погреба угадывались еще чьи-то очертания.

Эрик выглядел притихшим и отрешенным, наблюдая за Кираном.

–Ты убивал похожих на Ребекку…– догадался Киран, одновременно погружаясь в какой-то туман.

–Мне было больно,– безразлично ответил Эрик.– После ее смерти я перестал понимать, кто я. Она мне все равно снилась и изводила… что я ничего не сделал, чтобы ей помочь. Что она в ловушке Морфеона, и я должен найти дверь. Сначала думал, убив ее копии, я освобожу свою голову. Это не преступление, а… попытка терапии. Но ничего, кроме трупов, из нее не вышло. Ну чего ты? Нечему тут ужасаться. Мы все в этом уже по уши, и здоровых здесь нет, поверь. Фледлунд – это сон, и мы с тобой два главных ночных кошмара, которые по нему бродят.

Киран попытался подняться. Ноги его уже почти не слушались. Эрик не смотрел на него, его веки слабо дрожали, словно он боролся с чем-то внутри себя. Внезапно Киран заметил, что около Ханны лежит еще один полный шприц. Надломанная ампула рядом с ним имела синюю головку – такого же цвета, как и та, что он ему вколол. Ампула же с адреналином была красной.

Собрав последние силы, Киран взял шприц и непослушными пальцами снял колпачок. Все шаталось. С разбега он наскочил на Эрика, и игла вошла в его шею. Он не знал, попал ли в вену и что этот поступок вообще даст, но ничего другого не оставалось. Эрик упал на пол под его весом, и они оба скатились по лестнице вниз. Глаза застелила пелена.

20.Обратно в начало

Ханна стояла на балконе «муравейника». Это место вернулось. Или она в него. Здесь была исходная точка. Внутри нее все еще шептал голос Эрика, и в первое мгновение ей хотелось испустить истошный крик от всего того, что она узнала. Но у нее не было голоса. И слез. Ей приписали определенную функцию, как в компьютерной игре, и вот она снова на месте своего последнего сохранения. Уровень, который никак не получается пройти.

Мир оставался вымершим, словно в ожидании чего-то. В очередной раз она заскользила по петле знакомых событий. Дойти до конца. Открыть дверь ее квартиры. В этот раз только не было белой комнаты, ее словно вырезали.

Створка бесшумно поддалась, и Ханна оказалась в знакомом помещении. Это была уже далеко не та комната, которую она видела раньше. Всюду царил хаос. Стол переместился на середину, кровать была перевернута… Раковину безжалостно выдернули, а по полу разлетелись блокноты, листы из них, одежда и все прочее, что лежало в ящиках и шкафу.

Кто-то бесновался в этой комнате. Кто-то был просто в ярости.

Ханна медленно приблизилась к лифту. На его дверях чем-то светящимися нацарапали уже известные ей строки:

«Правило первое – найди ладан. Правило второе – никогда не садись в лифт. Правило третье – открой дверь».

Теперь в них открывался совсем другой смысл. Это были правила обмена. «Ладан» найден и уже в ее крови. Сама Ханна – открытая дверь для Ребекки, которая… где-то рядом. Это ее мир.

«Она с самого начала знала, что требуется для ее возвращения, и я слепо следовала ее указаниям…»

Внезапно ручка входной двери опустилась. Ханна вдруг в полной мере осознала, что ей ни в коем случае нельзя встречаться с тем, кто собирался войти. Иначе произойдет что-то страшное. Все теперь казалось неправильным, даже извращенным. Она сама изуродовала свое сокровенное желание быть кем-то, и оно вот-вот норовило уничтожить ее саму.

«Ты этого хотела? Правда так хотела?» – с сомнением вопрошал внутренний голос.

В ней снова начала подниматься глухая боль от последних слов Эрика. Все это было ради мертвой возлюбленной. Он готовил Ханну к ритуалу бережно: пользовался ее слабостями, заговаривал и травил Морфеем. Эрик никогда не понимал ее, не искал, не видел. Грудь разрывало от беззвучных всхлипов, и она чувствовала себя обманутой и уничтоженной. Почему-то хотелось крикнуть всему свету, что она этого не заслуживала, как если бы кому-то было интересно ее мнение…

Ханна нажала на кнопку лифта, и раздался недовольный грохот – кабина поехала к ней. Не садиться в лифт – единственное правило Ребекки, которое она еще может нарушить.

В квартиру тем временем кто-то вошел. Двери лифта с шорохом распахнулись, внутри моргала лампочка. Вступать в тесную, темную коробку было не менее страшно, но других выходов отсюда не было. Мысленно Ханна попрощалась со всем, что знала. Даже не потребовалось нажимать на кнопку, двери начали закрываться сами. Последнее, что она увидела, как чья-то темная фигура метнулась к створкам, но они уже сошлись, и лифт тронулся вниз. Из квартиры вдруг раздался нечеловеческий крик.

Заторможенно Ханна осела на пол, ощущая, что выходит из прописанной функции. Онемелость спадала, и собственное тело вдруг стало реальным. Она все больше принадлежала себе. Какое-то время Ханна просто сидела на полу, обняв колени, и пыталась унять дрожь. Поездка же затягивалась. По ее подсчетам, она уже должна была достичь первого этажа, но лифт все еще продолжал спускаться.

Ханна попробовала нажимать кнопки, но безуспешно. Нахлынула новая волна ужаса. Похоже, это бесконечная поездка в никуда.

«Лучше умереть, чем встретиться с Ребеккой»,– подумала она.

Больше она себя не уговаривала, что всего этого хотела сама. Но чтобы понять некоторые вещи, нужно действительно достичь самого дна.

Лифт остановился.

Ханна опасливо уставилась на створки, не зная, чего ждать. Сквозь раздвигающиеся половинки начал просачиваться белый свет. Оказалось, что белизна может быть такой же пугающей, как и темнота. На миг Ханна ослепла.

А когда открыла глаза, то стояла в больничной палате. Лифта уже не было, как и каких-либо других дверей. Имелось только окно, а подле него стояла кровать, на которой кто-то лежал под спутанными трубками. Это иссохшее существо было ее матерью.

Проклятая комната все же ее нашла. Ханна застыла на месте, ощущая странный холод. Раньше она даже думать не могла о том, чтобы оказаться тут снова, как много лет назад. Но если ее самое страшное воспоминание – единственное убежище от безымянного ужаса наверху, то придется пережить это снова.

Неслышным шагом она подошла к матери, глядя на ее голый череп и впавшие щеки, на которых было удивительно мало морщин – результат многолетних омолаживающих процедур. Веки Барбары дрогнули, она будто ощутила ее рядом.

–Ханна, милая…– На ее губах появилась слабая улыбка, но глаза оставались закрытыми.– Я больше не могу выносить эту химиотерапию. Пойдем домой.