Книга Переходы - Алекс Ландрагин

ощутила знакомый прилив желания, особое томление души, которая рвется на волю из темницы, — всем нам порою случается это чувствовать, особенно если мы подпали под чары толкового рассказчика.

И вот она передо мной, и это уже не я: в ней обитает дух зачарованного молодого человека. Эдмонда медленно разомкнула и сомкнула губы. Я наклонилась к ней, пытаясь понять, что это за слова — если вообще слова. И через миг расслышала. Совершенно безошибочно.

— Прошу внимания! — шептала она. — Прошу… внимания!

Ипполит Бальтазар

Дата рождения: 1876

Первый переход: 1900

Второй переход: 1917

Дата смерти: 1917

— Сказал, что любит меня и хочет на мне жениться.

Слова эти, хоть и произнесенные хрипло, показались едва ли не чудом. Первые слова, сказанные ею почти за три недели. Шла двадцать третья минута нашего первого сеанса. Именно столько времени у нее ушло на то, чтобы ответить на вопрос, заданный мною в начале сеанса: «В чем, как вам кажется, дело?» С тех пор я терпеливо дожидался ее ответа. Она смотрела на свои ладони, нервно блуждавшие по коленям. Две слезы стремительно скатились по щекам и мягко шлепнулись на шерстяную юбку. Впрочем, она была совершенно спокойна.

Прочистила горло.

— Мало я видела мужчин, изувеченных так сильно, — продолжала она более внятным голосом. — Страшное дело. — Опять пауза. — Ужасные ожоги и волдыри по всему телу. Ясно было, что он не выживет. Врачи и другие сестры им почти не занимались. — Теперь слова так и текли. — Иногда, когда пациент безнадежен, остается только одно: вводить обеэболивающее и отдавать свои силы тем, кто еще может выкарабкаться. Но я тем не менее решила за ним ухаживать. Он провел в палате два дня, все время на морфине, но все равно мучился. И тем не менее, стоило мне к нему подойти, начать перевязку, он начинал говорить. Губы ему разбило и опалило при обстреле, но даже сквозь боль он умудрялся говорить, пусть и шепотом. Чтобы разобрать слова, мне приходилось наклоняться к самому его лицу. Ему просто нужно было поделиться с кем-то — с кем угодно — тем, что с ним произошло. Не только о ранении, но кто он такой, откуда родом. Австралиец и, по сути, совсем мальчишка. Наверняка наврал про возраст, когда записался добровольцем. Даже помню, как называется его родной город: Арарат. Иногда, если мне ночью не заснуть, я пытаюсь себе представить, каков этот Арарат. Мне видится что-то плоское, яркое и очень мирное — деревья покачиваются на ветру.

— Вы говорите по-английски?

— Я говорю на четырех языках. Отец был дипломатом.

Я взглянул в свои записи. «Мадлен Блан, — прочитал я. — Медсестра, вольнонаемная, на службе с мая 1916 года. Родилась в 1898 году в Сайгоне, Индокитай. Отец француз, колониальный чиновник, умер; мать из Индокитая, умерла. Симптомы контузии и невралгии. Поступила 10 февраля 1917 года».

— И что вы сказали, когда он признался вам в любви?

— Сказала: «Все это говорят перед…» И осеклась. Но было поздно. Он понял, как я собиралась закончить фразу.

— А как вы собирались ее закончить?

— Я собиралась сказать: «перед самой смертью». Он всяко договорил за меня.

Она сидела передо мной на кушетке, но на деле была не здесь. Она была у постели этого солдата, переживала тот миг. Вспоминала эпизод многонедельной давности, но он сейчас для нее был реальнее, чем то, что она лежит на кожаной кушетке в кабинете психолога в армейской психиатрической лечебнице в Вильжюифе, пригороде Парижа.

— И что было дальше?

— Я отошла к другому пациенту, который очень громко кричал.

Еще одна длинная пауза. Я молчал.

— Потом мы услышали свист первых снарядов, а потом вдруг все вокруг запылало. Палата, понимаете ли, находилась в перестроенном сарае. Я нырнула в угол, свернулась клубком, думая, что сейчас и сама погибну. Когда все закончилось, палаты, почитай, не было. Сарай полностью разрушили. А я оказалась невредима. Ни царапинки. — Она села, посмотрела на меня. — Ни царапинки, доктор. Звон в ушах, но и он через несколько часов прошел — и все. Австралиец погиб, как и все остальные: двенадцать бойцов, две медсестры и врач. Выжила только я. Тем все и кончилось.

— В ту ночь у вас случился первый припадок. — Да.

От контузии я лечил с самого начала войны, пациентов у меня было за сотню, но Мадлен Блан оказалась первой женщиной, переступившей мой порог. Женщины, как считается, не страдают от контузии, но у Мадлен были классические симптомы: кататония, бессонница, хроническая тошнота. И припадки — ее трясло по четверть часа или дольше: трясло так, что приходилось связывать.

— Я убежден, что это был не первый боец, который умер во время вашего дежурства, — заметил я. — Что в нем было такого особенного, что вам его не забыть?

— Не знаю.

— То, что он признался вам в любви?

— Нет. Такое происходит постоянно. — Руки ее вновь начали блуждать.

— Как часто?

— Полагаю, в любви мне признавались раз двадцать — тридцать.

— А вы, мадемуазель Блан, когда-нибудь говорили мужчине, что любите его?

— Один раз. — Опять долгая пауза. Я заметил по часам: четыре минуты. — Я была помолвлена. Когда началась война, его призвали. Он погиб в апреле тысяча девятьсот пятнадцатого года. Под Ипром.

— И когда достигли нужного возраста, тоже пошли на фронт — полагаю, в дань памяти вашего любимого.

— Да.

— Вам бывает тяжело, когда мужчина признается вам в любви?

— Очень.

— Почему? Потому что он в этот момент умирает?

— Потому что я не могу ответить ему любовью. Я подождал, что Мадлен скажет еще, но она, похоже, остановилась окончательно. Даже руки замерли. В клиническом смысле — знак обнадеживающий. Сеанс подходил к концу.

— Мадемуазель, я лечу пациентов с помощью гипноза. Вам известно, что это такое?

— То же самое, что месмеризм?

— Раньше его называли месмеризмом, но теперь месмеризм бывает лишь в цирке. Научное название — гипноз. На моих пациентов он оказывает благотворное влияние. Через минуту я погружу вас в гипнотический транс. По ходу транса мы и проведем всю тяжелую работу, которая необходима для вашего излечения. Потом вы все забудете. Позволите мне это сделать?

Выражение на ее лице я могу описать лишь как доверчивую мольбу. Я объяснил, что она проведет в гипнотическом трансе четверть часа, потом я его прерву. В дальнейшем я буду гипнотизировать ее в начале каждого сеанса. Цель, сказал я, состоит в том, чтобы погрузить ее в состояние полной релаксации и тем самым справиться с неврозами.

Так и начался переход. Четверть часа