Книга Сахарские новеллы - Сань-мао

любит ее, открывает она свою красоту и дарит свою нежность. Вечность ее земли и неба отзывается на любовь беззвучным эхом, тихим обещанием хранить тебя, надеждой принять в свои объятия твоих будущих детей и внуков.

– Пора забивать козу. Пойду позову Луата. – Я побежала обратно к шатру.

Вышел Луат. Я тихонько улеглась на ковер, чуя исходивший от него легкий аромат табака. Никто в этой семье не источал неприятного телесного запаха; они были совсем другие.

Прошло довольно много времени, прежде чем Афелуат постучал по моему плечу:

– Коз забили, можно выходить.

Я никогда не могла смотреть на то, как забивают скот.

– Две козы, да такие большие! Съедим ли столько? – спросила я, сев на корточки рядом с Ясмин.

– Еще и не хватит! Сейчас приедут младшие братья, да и вам дадим с собой в дорогу. Надо сварить котелок кускуса, чтобы все могли вдоволь наесться.

(Кускус – местное блюдо из пшеницы, его едят руками, слепляя пальцами.)

– Никогда раньше не встречалась с братьями Луата, – сказала я.

– Все они уехали много лет назад, домой наведываются редко. Вы приезжали к нам раза три-четыре, а они за то же время – всего один. – Ясмин вздохнула.

– Даже в такое время не приезжают?

– Едут! – тихо сказала Ясмин и, сев на корточки, принялась за работу.

– Где? Я никого не вижу, – удивилась я.

– Прислушайся!

– Слышу только голоса внутри шатра.

– Эх, ты! – засмеялась Ясмин. – Где твои уши?

Через какое-то время я, наконец, заметила поднявшееся в небо, словно дымок, облачко желтой пыли, но откуда оно взялось, разглядеть было невозможно. Идет ли кто или бежит, едет на верблюде или на машине?

Ясмин медленно встала. На фоне песков постепенно проявились очертания нескольких желто-коричневых джипов, несущихся прямо на нас; зрелище было грандиозное. Машины приближались, но не успела я различить очертания людей, как они вдруг замедлили ход и разъехались, издали окружив шатер. Затем, одна за другой, они исчезли из виду.

Что-то зловещее почудилось мне в этой разыгранной с таким размахом мизансцене. Я инстинктивно потянула Ясмин за полу ее платья.

– Ясмин, вы уверены, что это ваши сыновья?

На виду остался всего один джип, в котором сидели люди с закрытыми лицами. Он медленно подъезжал к нам.

Меня бросило в дрожь, я не могла ступить ни шагу – ноги словно приросли к земле. Я чувствовала на себе ястребиные взгляды из-под тюрбанов сидящих в машине людей.

Две сестры и младший брат с радостными возгласами бросились к машине.

– Братья приехали! Братья приехали! – восклицали девочки, чуть не плача от счастья. Кинувшись в объятия вышедших из машины людей, они и вправду разразились слезами.

Ясмин распростерла руки; губы ее шептали имена сыновей. Ее худенькое, тонкое лицо было мокрым от слез.

Пятеро сыновей по очереди подходили к своей миниатюрной матери и обнимали ее молча и нежно.

Афелуат давно уже вышел и ждал момента, чтобы подойти к братьям и сдержанно их обнять. Стало очень тихо. Я все еще стояла, замерев, будто прикованная к месту.

Один за другим братья вползли в шатер и, встав на колени, приветствовали отца, касаясь его макушки. Увидев сыновей после долгой разлуки, старик был вне себя от радости, и слезы струились по его щекам.

Наконец, они подошли к Хосе и крепко пожали ему руку, после чего обменялись рукопожатием и со мной, назвав меня по имени: «Сань-мао!».

– Вот они, мои братья, родные люди, – сказал счастливый Афелуат. Без повязок на лицах они действительно были очень на него похожи: такие же красивые и стройные, с такими же ровными белыми зубами.

Прежде чем снять с себя верхнюю одежду, они вопросительно взглянули на Луата. Луат слегка кивнул, и тут все прояснилось.

Они скинули с себя широкие халаты, и глаза мои словно обожгло огнем: на каждом из них был военный партизанский камуфляж.

Мы с Хосе застыли на месте, не успев обменяться даже взглядом.

Я почувствовала себя обманутой. Вся кровь прилила к лицу. Хосе стоял молча, с непроницаемым, как стена, видом.

– Хосе, не пойми нас неправильно, – поспешно пустился в объяснения Луат; на щеках у него выступила краска. – Это и правда обыкновенное семейное сборище и больше ничего. Прошу вас простить меня и понять.

– Они всего лишь улади, – сказала Ясмин. – Не держи на них зла, Хосе. Это мои улади. – Только женщина, как вода, способна найти лазейку из самого глухого тупика. (Улади означает «мальчик».)

Я встала и пошла вслед за Ясмин резать мясо. Обдумывая произошедшее, я не могла сдержать гнев и побежала обратно к шатру.

– Луат, – сказала я, – ты мастерски нас одурачил. Как можно шутить такими вещами?

– На самом деле, – вступился за него один из братьев, – хоть Луату и непросто выбраться из поселка, ему не требовалось специально вас дурачить. Это мы, его братья, хотели познакомиться с вами. Луат часто о вас рассказывал. Мы редко собираемся всей семьей, вот и попросили его пригласить вас. Пожалуйста, не серчайте. Здесь, в этом шатре, все мы – друзья!

С этими искренними словами он пожал руку Хосе, у которого, наконец, отлегло от сердца.

– Ни слова о политике! – неожиданно прозвучал строгий приказ старика.

– Сегодня мы весь день будем пить чай, есть мясо и наслаждаться обществом друг друга в кругу семьи и близких, – сказал все тот же брат. – А завтра опять разлетимся в разные стороны.

Он встал, вышел из шатра и пошел навстречу сестренке, которая несла чайник.

Почти все в тот день занимались обыденными домашними делами. Мы собрали небольшую горку сухостоя, отвели коз в загон. Братья вместе с Хосе поставили еще один шатер для младших, чтобы старым и малым не пришлось делать это самим. Они подсоединили шланг к ведру с водой, соорудили из камней стену, защищающую от ветра, установили повыше очаг, выдубили козью кожу и сделали из нее подушки для сиденья, а отец на радостях даже попросил старшего сына его подстричь.

Второй по старшинству брат Луата, как и все, без устали хлопотал по хозяйству. Его походка, осанка, манера держаться, открытость и непринужденность завораживали и казались почти аристократическими. Взгляд его был таким внимательным и острым, что боязно было смотреть ему в глаза. Он обладал красивыми и строгими чертами лица, каких я у сахрави никогда раньше не видела.

– Сдается мне, вы собираетесь взбаламутить весь поселок, – крикнул Хосе братьям, неся против ветра связку хвороста.

– Собираемся. Двинем туда в день прибытия миссии ООН. Мы возлагаем на нее большие надежды. Мы должны донести до них решение народа сахрави о своей