Книга Шансы есть… - Ричард Руссо

– Наверное, беспокоиться следовало, – согласился Мики. – В смысле, насчет этого ее стремления сводить мужчин с ума? Все парни в группе про это говорили. Но то было самое начало семидесятых, ясно? Дженис Джоплин на каждом концерте пила по кварте “Южного утешения”. “Ху” били на сцене гитары[67]. Джим Моррисон расстегивал ширинку перед публикой. Все тогда было про свободу, помните? Ричи Хэвенз в Вудстоке?[68]

Тедди не удержался от улыбки. Десятилетие, которое Мики так старался им объяснить символическими мгновеньями культуры, как раз и было тем временем, из которого Линкольн, по сути, самоустранился. Ричи Хэвенз?

– В общем, – продолжал Мики, – однажды вечером, спрыгивая со сцены, она промахнулась мимо столика, и на этом все кончилось.

– А что произошло?

– Травы перекурила? Перебор с мескалем? Атаксия? Может, просто запуталась в микрофонном шнуре? Но когда приземлилась…

Он умолк, вспоминая. Тедди понимал, до чего ярко это воспоминание.

– Короче, в итоге? Сотрясение мозга, сломанный локоть, раздробленная коленная чашечка и две трещины в ребрах. Неделю пролежала в больнице – туда и утекли все оставшиеся у нее деньги. Поскольку мы не были гражданами Канады, нам не полагалось бесплатное здравоохранение. Как бы там ни было, по счету мы расплатились, и нас отправили домой с двумя рецептами – один от боли, другой от депрессии, потому что с самого начала было ясно, что поломались у Джейси не только кости. Буквально за ночь она превратилась совсем в другого человека. Стала озлобленной. Угрюмой. Для нее все закончилось. Она никогда уже не вернется в Штаты с победой. Мы так и не сыграем этот свой концерт в Гринвиче. Энди не насладится возмездием, она тоже… Я изо всех сил старался ее приободрить. Говорил, что она и глазом моргнуть не успеет, как вернется в группу, а она только смотрела на меня так, будто знала меня когда-то давно, а теперь не вполне может припомнить. Правая нога у нее была в гипсе от икры до середины бедра. Она отрывала ее от дивана и говорила: “Ты так считаешь, Мик? Ты честно веришь, что я совсем скоро смогу прыгать по столам?” А если я отвечал, что некоторым удается петь, и не запрыгивая на столики, она посылала меня куда подальше. Потому что петь для нее было и этим тоже… В общем, все пошло псу под хвост. Я продолжал надеяться, что как только снимут гипс и она вернет себе подвижность, настроение у нее улучшится. Почти каждый вечер у нас бывали выступления, а это значило, что в квартире я ее оставлял одну, потому что ей и в страшном сне бы не могло присниться, что кто-нибудь увидит ее в инвалидке. Без нее, конечно, мы и близко не были так круты. Пришлось опять вернуться в зальчики поменьше и позадрипанней. Снова все свелось к одной лишь музыке, без всякого зрелища. Я твердил себе, что нам нужны деньги, а на самом деле просто радовался возможности удрать от нее хотя бы на несколько часов, полностью потеряться в музыке. Как правило, сразу после выступления я возвращался домой, но однажды вечером пошел вместо этого с парнями. Изрядно набубенился. Немного заправился коксом. А когда вернулся в квартиру, уже встало солнце. Прикидывал, что Джейси будет спать. От лекарств ее клонило в сон, и почти каждый день спала она до полудня, но нет – тем утром она не спала совсем, смотрела какое-то старое кино по телевизору. “Мне тут понятно стало, что нужно было сделать, – произнесла она, не отрывая глаз от экрана, когда я вошел. – Надо было отпустить тебя во Вьетнам”. Помню, стоял я и смотрел на нее, ожидая, что она вот-вот извинится, но в этом была вся Джейси. Ее невозможно пристыдить. Она нипочем не скажет, что ей чего-то жаль, если ей и впрямь не станет жаль… В общем, в тот день сняли гипс, поэтому по дороге домой из больницы я предложил выпить пива и отметить – как бы пошел ей навстречу, мол, все без обид. “А ты соображаешь, – произнесла она тем же голосом, каким говорила в то утро, – что во всей квартире жратвы нет ни крошки?” Поэтому не пиво пить мы стали, а я высадил ее и поехал покупать что-нибудь нам на ужин.

Повисло тяжкое молчание.

– А когда вернулся, ее уже не было. И я не видел ее больше года. Даже открытки от нее за все это время не получил.

Линкольн покачал головой.

– И куда она уехала?

– Понятия не имею. Через пару недель я стал прикидывать, что она, должно быть, вернулась в Штаты. Туда за нею я последовать не мог. Поди знай, может, она помирилась с Вансом и все-таки вышла за него. В основном я старался о ней не думать. Вообще-то весь тот год у меня как-то смазался. Как только может человека нахлобучить, так меня и нахлобучило. Когда группа распалась, я переехал в Ванкувер и собрал там новую, но мы не сыгрались, да и душа у меня к этому не лежала. На полставки подрабатывал звукооператором. Концы с концами как-то сводил. Жил в крохотной квартирке на втором этаже без лифта, над приятной пожилой парой. Понятия не имею, как Джейси меня отыскала, но однажды вечером прихожу домой – а она у меня под дверью сидит, рюкзачок на коленях, спит в своем инвалидном кресле. Должно быть, кто-то ее сюда поднял, потому что лестница там крутая, а никакого пандуса и в помине не было… Скажу вам правду. Поначалу я ее не узнал. От нее остались кожа да кости, и знаете что? Мне было страшно ее будить – я боялся, что она опять начнет на меня орать. Но она сама дернулась и проснулась – и улыбнулась мне, и я увидел, что передо мной прежняя Джейси. Спросила: “Новость знаешь?” – и я не сразу понял, что она спрашивает, поскольку говорила она очень невнятно, а от усилий что-то вымолвить у нее начинал дергаться локоть – тот самый, когда-то сломанный. Но наконец понял и уточнил: “Это какую же?” – потому что весь день я провел в звукоизоляционной кабине. “Амнистия. Джеральд Форд сказал, что всех простили”. Я ответил: “И ты приехала мне это рассказать?” А она говорит: “Нет. Я приехала отдать тебе…” И остаток фразы прозвучал так невнятно, что я ничего не понял, и она попробовала повторить, и я наконец разобрал: она приехала отдать мне мою жизнь обратно. В руках я держал пакет с продуктами, поэтому и говорю: “Ну, тогда оставайся на ужин” – и вкатил ее в квартиру.

Тедди показалось, что Линкольн еле слышно простонал, но заставил себя не смотреть в его сторону.

– Я вызвался спать на тахте, потому что вход в ванную был из спальни, но она отказалась – дескать, все нормально. С равновесием у нее все хреново, и силы в ногах немного, но если нужно, на короткие расстояния перемещаться она может. Что, очевидно, было правдой, потому что среди ночи я проснулся от того, что она сидит на краю кровати. “Просто хотела тебе сказать, что никогда тебя не ненавидела, – сказала она. – А уехала я, потому что не хотела, чтоб ты на меня смотрел так, как я смотрела на своего отца в тот день на газоне”. Как именно я на нее смотрел тогда, говорить и не было нужды. В общем, я ответил, что на чертову атаксию или что угодно другое мне плевать, раз Джейси вернулась. Тут она расплакалась, я подвинулся, чтоб она могла лечь со мною рядом. Когда она перестала плакать, я спросил: “А что с ребенком?” – потому что вскоре после того, как она уехала, по почте ей кое-что прислали. Из больницы напоминали о первой консультации по наблюдению за беременными. Она ответила, чтоб я не волновался, с этим она разобралась… Наутро мне нужно было на работу, но я сказал, что когда вернусь, мы с нею поговорим о будущем. Сказал, чего бы она ни захотела, меня устраивает. Если хочет, мы поженимся – или нет, если не хочет. Можем вернуться в Штаты или найти квартиру побольше прямо тут, в Ванкувере. Сделаем все, что ее устраивает. Она сказала: хорошо, поговорим, когда вернешься. И сказала она при этом так, что я поневоле подумал, не чересчур ли напираю, – но вот честно, я был слишком счастлив, чтоб еще и из-за этого волноваться. Тот год, пока ее не было, а меня крутило, я вбил себе в голову, что нам с ней суждено прожить наши жизни вместе, и теперь вот она, а значит, я был прав… Как бы не так. Едва я зашел на работу, как в кабинку заглянул управляющий радиостанцией и сказал, что мне надо ехать домой, срочно. Думаю, план у нее был такой: спуститься по лестнице, цепляясь за перила, а затем попросить старичков вызвать ей такси. Они услышали, как она упала – с жутким грохотом, рассказали они, – вышли и увидели, что она лежит у подножия лестницы. Само собой, кинулись вызывать “скорую”, но Джейси была в сознании и как-то сумела их убедить, что она не поранилась. Ей только нужно, чтоб они спустили ей кресло, которое осталось на верхней площадке, и вызвали такси. Если они выполнят две эти просьбы, с нею все будет прекрасно. Кроме того, возможно, говорила она нечетко, и они решили, что она пьяна. В общем, пока дедуля спускал по крутой лестнице кресло – а это дело нелегкое для мужчины его лет, – бабуля зашла в квартиру и вызвала такси. Но уже вешая трубку, задумалась. Она знала, где я работаю, и решила позвонить и мне заодно. К тому времени, как я вернулся, Джейси потеряла сознание, и они наконец вызвали “скорую”, которую стоило бы вызывать раньше, но к тому времени Джейси уже не дышала. Фельдшеры пытались ее оживить, но она умерла. Наша Джейси.