Книга Волны, в которых мы утонули - Бриттани Ш. Черри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, папа?
– Земля вертится, потому что твое сердце бьется.
Я вышел из ее спальни, включив ночник, и, выйдя в коридор, увидел, как Мэгги выходит из комнаты Ноя.
Мы улыбнулись друг другу и вместе спустились вниз.
– Скиппи с ним? – спросил я.
Она кивнула.
– А Джем с Хейли?
– Ага.
Мэгги вошла в гостиную, я подошел к выключателю и приглушил свет. Она улыбнулась мне, прикусила нижнюю губу и подошла к музыкальному автомату, который миссис Бун много лет назад подарила нам на свадьбу. Она выбрала свой любимый трек – нашу песню.
Заиграла музыка, я взял Мэгги за руки и притянул к себе. Наши губы соприкоснулись, и я легонько поцеловал ее, прежде чем прошептать:
– Потанцуй со мной?
Она всегда говорила «да».
Мгновения.
Люди никогда не забывают мгновения.
Мы помним, что привело нас туда, где нам было суждено оказаться. Помним слова, которые дали нам надежду или уничтожили нас. Помним, что оставило в нас глубокий след и поглотило целиком. В моей жизни много мгновений меняли меня, были для меня вызовом, пугали и накрывали меня с головой. Однако самые важные – самые печальные и самые невероятные – все были связаны с ней.
И все привело к двум детям, собаке по кличке Скиппи, коту по кличке Джем и женщине, которая всегда любила меня.
Да, да, я знаю, я только что рассказала вам историю, но я хочу рассказать еще одну. Не волнуйтесь, эта будет не такой длинной. Уж точно не в восемьдесят тысяч слов. Эта история произошла на самом деле, и она достаточно личная. Вот она. Мне было тяжело писать эту книгу. В отличие от Мэгги Мэй я не была немым ребенком, но я почти не разговаривала. В начальной школе я была очень разговорчива. К третьему классу я стала общительной и неуправляемой. Я любила людей, и, кажется, люди тоже любили меня. Все, за исключением одной девушки. Назовем ее Келли. Мы с Келли вместе ездили на школьном автобусе. Однажды Келли сказала, что когда-нибудь вырастет до двух с половиной метров.
Два с половиной! Вы можете себе представить?
– Как это высоко, – ответила я. – Ты будешь выше всех людей в мире! – воскликнула я.
Келли прищурилась.
– Что ты сейчас сказала?
– Я сказала, что ты будешь выше всех людей в мире!
– Ты что, сказала, что у меня вши? – злобно рявкнула она. Ее гнев сбил меня с толку: что я такого сказала? Что я сделала не так?
Видите ли, у меня был дефект речи. Были некоторые буквы, которые я не могла произнести, и иногда случалось, что я говорила совсем не то, что было у меня в голове. Даже сегодня, когда я нервничаю, я не все могу произносить как надо. Как же неловко, что взрослая двадцатидевятилетняя женщина может в мгновение ока превратиться в третьеклассницу.
Я сказала «выше», а она услышала «вши».
И она сделала все, чтобы я об этом не забыла.
Я даже не знала, что такое «вши». Я училась в третьем классе. Я знала только то, что было в ситкоме «Парень познает мир», а Кори никогда не говорил Топанге слово «вши».
Но Келли этого не забыла. Она превратила мою жизнь в настоящий ад. Она обсуждала мою манеру речи, издевалась надо мной в школьном автобусе и щипала меня за уши со словами «Хочу посмотреть, как сильно покраснеют уши Черри!». Просто удивительно, как быстро надо мной начали издеваться другие дети. Это было ужасно. Я возвращалась домой вся в слезах, и моя мама не знала, что делать. Она заступилась за меня, пришла в отдел образования и потребовала, чтобы они сделали что-нибудь. P. S. Это сработало. (Спасибо, мама!)
Но я уже изменилась.
Я потеряла голос.
Я стала с огромным вниманием относиться к тому, что говорю, потому что почти всегда молчала. Я была уродкой, чудачкой, которая не могла говорить правильно. Мой голос не был достоин того, чтобы его услышали.
В средней школе в ежегодном альбоме меня даже назвали самой тихой девочкой. Я помню, что, когда мы должны были читать вслух на уроках, у меня были приступы паники и дрожь. Когда я знала, что мы будем читать вслух, я оставалась дома. Если я не могла остаться дома, то шла к школьной медсестре, предварительно плеснув себе на лоб горячей воды, чтобы сымитировать температуру. Если мне все-таки приходилось читать вслух, после этого я могла переживать несколько недель. Я вспоминала, какие слова я прочитала неправильно, и думала об одноклассниках, которые, наверное, надо мной смеялись.
Я была такой застенчивой, что учителя спрашивали, нет ли у меня нарушения способности к обучению. Моей маме сказали, что я никогда не смогу нормально общаться с людьми из-за моей застенчивости и проблем с речью. Но она сказала, что не может в это поверить. Дело в том, что дома я всегда много болтала. Мой дом был моей спасительной гаванью. В его стенах мой голос был услышан. Только там я могла быть собой после восьми часов в школе, где я изо всех сил старалась не быть собой.
Моя старшая сестра, Тиффани, не знает этого, но она помогла мне обрести голос. Она была потрясающей чирлидершей, популярной и веселой, и я всегда на нее равнялась. Однажды она сказала мне, что я должна попробовать пойти на испытания в команду поддержки.
Я попробовала и попала в команду.
Я могла стоять в толпе, и хотя я была в ужасе от того, что люди думали обо мне, я все равно отдавала этому все свои силы. Я начала больше говорить в школе. И я начала громче смеяться. Я пошла туда, и я не смогла бы сделать ничего лучше. Однажды, когда я училась в старших классах средней школы, один мальчик повернулся ко мне и сказал:
– Ты больше нравилась мне, когда молчала.
На долю секунды мне захотелось вернуться в свою безмолвную пещеру, но вместо этого я подумала: «Будь сильной, как Тиффани». Так что я ответила:
– Забавно, потому что ты никогда мне не нравился.
Дерзость. Я поняла, что такое дерзость.
В моем голосе иногда звучала дерзость! Из-за этого я попадала в неприятности. Но это уже другая история.
Именно поэтому «Волны, в которых мы утонули» так мне дороги.
Я была Мэгги Мэй, а она, в каком-то смысле, была и остается мной. У меня до сих пор иногда бывают панические атаки. В основном – перед публикацией романа или перед тем, как я влюбляюсь, или перед принятием какого-то важного решения. Дело в том, что в своих глазах я все еще та третьеклассница, которой кажется, что ее осуждают. А вдруг я облажаюсь? А вдруг я недостойна любви, успеха или возможности жить своей мечтой?
Но потом я делаю вдох и напоминаю себе, что быть собой – это нормально. Это нормально – в один день бояться, а в другой не бояться ничего. Это нормально – бояться говорить, но все равно каждый день использовать свой голос. Это нормально – быть немного надломленным, но оставаться целым.