Книга Озерные страсти - Татьяна Алюшина

– Надеюсь, на следующей неделе, – пряча улыбку, ответил тот, понимая, на что намекает Александра Юрьевна.

– Вот и прекрасно, а то с ее всепрощенческой благостью пропадет без присмотра, – и попеняла: – Анна, ну нельзя же быть такой блаженной. Если оставить безнаказанным этот факт, то в следующий раз эта курица безмозглая опорочит кого-нибудь или такого наболтает, что не разгребешь. И я не столь светла, чтобы просто спускать такие дела. И если кто-то задевает моих родных, он всегда получит жесткую, как нынче говорят, ответку. Всегда, – повторила, подчеркнув интонацией это слово.

– А что, на самом деле, его бы не разоблачили, если бы Антон Валерьевич его бы не поймал? – разрядил обстановку вопросом Ромка.

– А действительно, – подхватила мысль сына Анна и посмотрела на Северова. – Ты знал, что убийца он, или понял это, только когда его обезвредил?

– К тому времени где-то на девяносто пять процентов я был уверен, что наш преступник – это Игнат Миронин. Так что я полностью солидарен с Александрой Юрьевной, прощать и спускать такие вещи, как сплетня, которая чуть не стоила тебе жизни, нельзя.

– Подождите, – остановил его Ромка, – а как вы догадались, кто убийца?

– Когда мы с Анной ждали прибытия полиции у ямы, я внимательно осмотрел место убийства и кое-что обнаружил. Например, следы от шин велосипеда, но не Анны, а совсем другого, большую часть которых попытались скрыть, где-то затерев, а где-то забросав хвоей, и еще пару отпечатков от кроссовка сорок четвертого размера, которые преступник также пытался уничтожить. Я указал на эти следы прибывшей бригаде и самому Крапко, но тот, по всей видимости, проигнорировал эти детали. После того как обнаружили и допросили Виталика, я зашел к майору Маркову и повторил ему все, что рассказал прежнему следователю, и спросил, в день убийства ездил ли кто-нибудь утром на велосипеде, кроме Анны. И, просмотрев свои записи по делу, тот вспомнил, что действительно две камеры зафиксировали такого человека, лишь мелькнувшего на экране. Но идентифицировать в нем Игната вполне было возможно. И тот факт, что Игнат был единственным соседом, с которым беседовала Алевтина Степановна в день своей смерти, дополнил картину. Маркову хоть и не позволяли нормально работать, но следователь он толковый и дотошный и принялся выстраивать версию, не проигнорировав мои наблюдения, а начав их перепроверять.

– И это ничего бы не дало, – заметила Александра Юрьевна. – Этот Игнат на самом деле хорошо подстраховался. Ему совершенно нечего было бы всерьез инкриминировать. Нет мотива. Даже если бы полиция связала пропавшую девушку с ним, насколько я понимаю, ее родные и, в частности, этот братец не подали заявление в полицию о ее исчезновении. А следы велосипеда? – она пожала плечами. – Так и что, человек – житель поселка и мог хоть каждый день там кататься, а накануне собирал там, не знаю, шишки, ветки, по нужде отошел с тропинки. Версия с возникшим желанием Алевтины пообщаться с его мамой накануне собственной гибели – вполне себе рабочая и весомая. Так что, если бы не вы, Антон, никто бы этого Миронина не задержал и ничего бы на него не нашли и не доказали.

– Согласен. Да меня мало волнует, что доказала бы полиция, а что нет. Если бы он не напал на Анну, я бы его, пожалуй, убрал из поселка, причем вполне мирно, просто чтобы не отсвечивал тут. Не мое дело – преступников ловить и уж тем более искать доказательства их преступлений. Но он пытался убить Анну, а это все меняет. Поэтому мы имеем его чистосердечное и полное признание. Хотя о своем капитале он мог бы легко ничего не рассказывать, как и об убийстве девушки. Обошелся бы тем, что его шантажировал этот придурок, вымогая деньги, придумав любой повод для шантажа. Ну, покаялся бы, что нервы сдали и все такое, а потом и Алевтина, видевшая его на месте преступления, и нападение на Анну туда же. И все. Отсидел бы срок, но остался бы при своих.

– То есть вы ему все-таки помогли признаться? – ухмыльнулась Александра Юрьевна.

– Скажем так, – усмехнулся, обменявшись с женщиной быстрым взглядом, Северов: – У человека наболело на душе конкретно, и ему очень хотелось выговориться, я лишь совсем немного помог, и он почти добровольно сдал всю информацию.

– Так вы его что, все-таки пытали? – расширились у Ромки глаза от такого страшного предположения.

– Ну что ты, Рома, я большой приверженец международной конвенции о правах человека и неприкосновенности его личности. Я просто посидел рядом, задал несколько наводящих вопросов, можно сказать, вскрыл нарыв души. А дальше он уж сам с большим энтузиазмом принялся изливать ту самую свою намозоленную душу.

– И что с ним теперь будет? – Ромка вдруг осознал, что детектив, оказывается, закончился. – Деньги у него отберут?

– Деньги у него отберут, – подтвердил Северов. – Потому что хоть вор у вора и украл, но это не отменяет их криминальную составляющую. Осудят и дадут приличный срок.

– И что дальше? – не мог смириться с тем, что история закончилась, Ромка.

– А дальше, – посмотрел на него весело Антон, – завтра ранним утром мы с тобой едем на рыбалку. Если твоя мама захочет, то тоже присоединится к нам. А вечером мы уедем в Питер, чтобы подготовиться к свадьбе с твоей мамой, поскольку через десять дней я выхожу на службу и у меня не будет времени и возможности для этого мероприятия в ближайшие несколько месяцев.

– А мы поможем, – с большим энтузиазмом поддержала Северова Александра Юрьевна, уведомив родню: – Нам с Леной тоже пора уезжать, мне, например, надо выходить на службу уже через неделю, и за это время я намерена успеть отдать племянницу замуж самым прекрасным образом.

– Скромно, – озвучила Анна свои пожелания. – Тихо. Никакого пафоса. Только родные и близкие люди.

– Будет тебе тихо и благородно, – пообещала Александра Юрьевна.

– Так что, – загрустил Ромка, – получается, что все закончилось? И лето, и детектив?

– Лето и детектив закончились, – подтвердил Северов. – Но начинается что-то новое, Роман. Все только начинается.

Все-таки зима в доме над озером – это какое-то волшебное ощущение, а пейзаж прямо сказочный, думала Анна, стоя у большого панорамного окна, из которого открывался потрясающий вид на замерзшее, занесенное снегом озеро.

– Так, – вошел в дом через веранду рядом с застывшей у окна Анной Северов. – Я принес целую корзину шишек, как ты просила. В подвале осталось еще корзины на три, не больше.

Тряхнул он плетеной широкой корзиной, со дна которой тут же отвалились пласты снега, и, протопав к камину, оставляя за собой на золотистых досках паркета снежно-мокрые следы от коротких валенок, поставил плетенку у камина.

– Мне надо с тобой поговорить, – повернулась от окна, посмотрев на мужа, Анна.

– Жуткая фраза, – пожаловался Северов, снимая валенки и задвигая их в угол за камин. – Сразу же начинаешь судорожно вспоминать, где накосячил, и напрягаешься, ожидая любой гадости.

– Ну почему гадости, – рассмеялась Анюта, подошла и обняла мужа за талию двумя руками, – может, как раз наоборот, тебе хотят сказать что-то очень хорошее.