Книга Алтарь Святовита - Алексей Борисов

– Типичное византийское построение. Ничего нового нет на белом свете, – проговорил своему окружению Андреас, громко подав команду остальным: – Командирам баннеров слушать меня! Прорываем строй; третий и четвертый баннер направо, пятый и шестой налево, первый и второй прямо за мной! Стройся!

Голову колонны составили тридцать пять рыцарей во главе с Андреасом фон Вельвеном. Братья Штанге пристроились с двух сторон от вице-ландмейстера, образуя первую шеренгу – острие клина. За ними встали пятеро тевтонцев из Риги. В третью шеренгу вошли семеро с Рудольфом фон Касселем в центре, четвертую – девять, а в пятую, замыкающую – одиннадцать. Позади рыцарей стали выстраиваться конные кнехты, за ними орденская пехота. Имеющие лошади чудь разместились на флангах, ополчение – в центр, и замыкал «свинью» отряд епископа. Сопровождавшие войско священники нараспев читали молитвы, обходя ряды, после чего отправились в тыл, к палантину Германа.

Пахом Ильич слез с коня, снял с головы шлем и попытался оттянуть вниз горжет, никак не привыкнув к новому доспеху. Он стоял напротив своей сотни. С ними он брал Копорье, освобождал Псковские земли. Многих бойцов Пахом знал еще детьми, росли по соседству, с некоторыми познакомился совсем недавно. Но все они были его, доверившие свои жизни люди.

– Вот что, братцы… немец как попрет, вы не бздите. Бивали мы их, да не раз. Правду говорю!?

– Правду! Били! – закричали новгородцы.

– Немец – это не свей, который щит грызет да боли не чувствует, но и не слабее. Сидит дура на коне да мечом машет. Посему прикрывайте друг друга, нападайте втроем на одного да ноги лошади подрубайте. А на земле грешной они все одинаковы. И еще я вам, братцы, скажу – за нами нет никого, оплот мы последний.

Ильич взял под уздцы коня знаменосца и повел его сквозь строй. Остановившись за последней шеренгой, он крикнул:

– Вот от сих пор только вперед! Назад дороги нет! С нами Бог! С нами предки! Мы победим!

Отряд Пахома стоял в резерве. В случае если тевтонцы разорвут центр, сотня прекрасно экипированных новгородцев бросится закрывать брешь. И как перед битвой говорил Александр:

– Хоть мечами, хоть телами, но немца остановить и держать.

Лучше бы этого не допустить, ладожане крепки в обороне, но слишком серьезен противник, чтобы недооценивать его. Русская рать выстроилась в привычной для себя манере, расположившись тремя полками, как могучий богатырь: с крепким телом в центре, способным выдержать удар и быстрыми руками по бокам, готовыми в любой момент поразить противника.

В полдень вышедшее из-за туч солнце осветило поле, покрытое бесконечными рядами воинов. Оба огромных войска выстроились одно против другого. Заиграла лучами бликов сталь шлемов, заскрежетало железо доспехов, заржали кони, и запели дудки. Уже сказаны все слова для воодушевления, уже все успели вспомнить, что дорого человеку в смертный час. Началось.

Суздальские стрелки высыпали перед своими копейщиками и, пробежав шагов сорок-шестьдесят, остановились, вытаскивая по три стрелы из колчанов, втыкая их в снег и накладывая срезни на тетиву. За ними засеменили первые три шеренги с тяжелыми щитами, оставляя за собой пространство в пятнадцать аршин. В этом промежутке ладожане тут же соорудили рогатки, усиленные направленными под углом к противнику заостренными кольями. Гаврила Алексич внимательно смотрел за начинающим разбег тевтонским клином и, когда расстояние до суздальских стрелков сократилось до двухсот шагов, крикнул во все горло:

– Копья за засеку!

По этой команде двигающиеся навстречу коннице копейщики побежали назад, вроде как испугавшись, стрелки же этого не видели и стали пускать стрелы навесом, с расчетом поранить лошадей. Весь фокус состоял в том, что за суздальцами оборонительного сооружения было не видно, а взявшие разгон лошади ни как не смогут их обойти, лишь только перепрыгнуть рогатки. Даже если это удастся сделать, то физиология коня заставляет в момент переноса через препятствие опускать голову вниз, а при приземлении резко поднимать шею. Именно в этот момент всадник не в силах атаковать, являясь прекрасной мишенью для копий.

Голова клина проскочила дождь из стрел, приняв бронебойные на щиты, за исключением пятой шеренги, в которой несколько раненых лошадей нарушили строй и вскоре оказались сшиблены конями полубратьев и фамилиаров. Им-то как раз и достались все подарки с неба. Суздальские стрелки побежали назад, под защиту копейщиков, но лошади скакали быстрее. Пяток менее расторопных суздальцев были сбиты в снег, и тут перед тевтонцами обозначились заостренные бревна, а за ними уже бегущие им навстречу русичи с тяжелыми щитами и копьями. Андреас вонзил шпоры, преодолел рогатку и успел выровнять лошадь до накатывающейся на него орущей волны воинов. Братья Штанге и следующие за ними рыцари ордена из Риги тоже успели, а вот в шеренге Рудольфа произошло замешательство. Центр справился, чего нельзя было сказать о право и левофланговых. Копыта их лошадей не смогли перемахнуть через заграждения, отчего рыцари вылетели из седел прямо на острия копий. Тем не менее, клин, как ледокол наваливается на лед, врубился, расчленив центр суздальцев, продвинулся вперед и стал теснить ладожан. Конные арбалетчики ордена меткими выстрелами освобождали дорогу вице-ландмейстеру, сами падали с коней, утыканные стрелами, но задачу выполнили. Первый баннер первого треффена тевтонского войска уже вступил в схватку с телохранителями Гаврилы Алексича. Немцы побеждали. Казалось, что рыцари неуязвимы, и вместо того, чтобы валить на снег коней, ратники пытались нанести раны самим всадникам. Оттачиваемое с младых лет мастерство в обращении с оружием, регулярные походы и жесткая дисциплина, как дополнительный щит и меч для воина. Но как бы ни были хороши тевтонцы, тычки копий, удары топоров и ослопов достигали целей. Лошади и всадники получали ранения с ушибами, теряли силы и выдыхались. Чело русского войска выдержало, истончившись до одной шеренги в центре, ладожане проявляли завидное мужество. Андреаса с братьями Штанге оттеснили вправо, однако те умудрились прорваться и уже готовы были возликовать, как угодили под прицельный арбалетный залп. Десяток арбалетчиков Пахома Ильича расстрелял рыцарских лошадей в упор, после чего резерв начал движение вперед. Три десятка шагов под рев дудок и боевой клич: «Новгород!» они пробежали на одном дыхании. В этот момент на помощь вице-ландмейстеру пробилась пятерка рижан. Окружив Андреаса кольцом, братья-рыцари стали искать возможность вывести его с поля боя. Через пару минут клин окончательно остановился и из глубины войска протяжно завыл рог епископа Дерпта. Это был сигнал к атаке датчанам.

Гаврюша стряхнул с руки расщепленный ударом шестопера щит, рубанул мечом в ответ, пришпорил коня и сошелся грудь о грудь с рижским тевтонцем. Тут же в его бок угодило острие болта, срикошетившего со снопом искр от стальной пластины доспеха, и, не имея возможности ни уколоть, ни рубануть, Алексич, как краб клешней, намертво зацепил рыцаря за талию и потащил из седла. Рижанин стал сопротивляться, ударил Гаврилу по забралу шлема и обмяк, получив под мышку четырехгранный вершок стали шайбендольха. Зажатое латной рукавицей левой руки, это беспощадное оружие оказалось поопаснее полуторного меча, рукоять которого торчала над передней лукой седла. Высвободив кинжал, боярин схлестнулся с новым противником. Отбив мощный рубящий удар, Гаврила Алексич привстал на стременах и со всей силы опустил свой меч на тевтонца. Тот подставил щит, и застрявший в досках клинок вырвался из руки. Тонкий кожаный ремешок, привязанный к оружию – лопнул. Алексич остался с одним кинжалом в руке. Немец злорадно хихикнул и захрипел. Вятко и Микола, вовремя подоспев, одновременно проткнули его копьями.