Книга Охотник на шпионов - Владислав Морозов

Судя по всему, эвакуированные хуторские жлобы-пейзане действительно забрали с собой все, что могли. Вытертые, явно домотканые, серо-коричневые половики на полу, допустим, остались (хотя кому они на фиг нужны?), а вот стоявший у одной из стен обширный шкаф или буфет увезли (на его недавнее присутствие указывало прямоугольное пятно более светлого оттенка на беленой стене, такие же пятна были на местах, где раньше висели, судя по всему, семейные фотографии и прочие часы с кукушкой), прибитые к стенам полки и вешалки остались (видимо, их просто сложно было оторвать), но вот посуды на них не было, а всю одежду составляли несколько курток от маскхалатов и пара шинелей цвета хаки.

Лампочка в свернутом из плотной бумаги абажуре под потолком была электрической, но проводка к ней была свежей и тянулась по стене и потолку вкривь и вкось – видимо, прибивали ее второпях, уже после эвакуации гражданского населения. Питалась лампочка, судя по всему, от того же генератора. Спальных мест оказалось на восемь человек – панцирные койки типично казарменного вида, притащенные сюда непонятно откуда (почти наверняка из ближайшей финской воинской части, тюрьмы или больницы) и попарно сдвинутые к стенам. Тощие матрасы на половине коек были свернуты в рулоны и лежали в изголовье. Зато на остальных имелось даже вполне себе свежее постельное бельишко. Прямо санаторий…

В дальнем левом углу помещения стоял словно только что покинувший берлогу типичного юного техника из старого «Ералаша» стол, заполненный разнообразным инструментом, радиооборудованием и всяким сопутствующим хламом. Там я рассмотрел, в частности, нечто, похожее на типично армейский радиопередатчик (из тех многоблочных раций, которые в те времена обычно ставили на разную самодвижущуюся технику, а не таскали на лямках за спиной), а также радиоприемник, из которого неслись какие-то смутно знакомые мне вариации на тему тогдашнего моднявого джаза (ну или свинга, уж не знаю, как это правильнее называть). Прислушавшись, я понял, что это, похоже, было не хухры-мухры, а практически «золотая классика» – явный кусок из «Moonlight Serenade», в исполнении биг-бэнда Гленна Миллера (кстати, более чем свежее на тот момент музло, вышедшее в свет в 1939 году), и передавала ее явно какая-то заокеанская радиостанция. Похоже, наслаждаясь этими синкопами, облюбовавшие данный дом пижоны тупо не услышали прозвучавших снаружи пистолетных выстрелов.

В центре композиции торчал широкий, основательный стол, не убранный то ли после очередного приема пищи, то ли перманентной пьянки. Стало быть, выстрелов они могли не услышать и без «музыкального сопровождения» – тут уж все зависело от степени окосения.

Во главе стола господствовал початый примерно наполовину бокастый пузырь калибром этак на 0,8—0,75 литра, с жидкостью коричневато-желтого, слегка поносного оттенка. На черной этикетке бутыля читались белые буквы «HIGLAND PARK». Ну да, чего же пить истинным джентльменам, как не вискарь, старинной существующей с 1826 года марки, да еще и слушая при этом джаз? Конечно, на мой российский, водочно-огурцовый взгляд, такой ничтожной дозы спиртного было ну явно маловато для более-менее основательных «посиделок с возлияниями», особенно если рассчитывать на четырех алкоголиков, но ведь у них, дефективных детей вечно Туманного Альбиона, на эту тему, похоже, свои понятия и стандарты. И, по идее, для полного счастья им тут не хватало разве что секса и бокса. Допустим, первое в импортных, однородно-мужских коллективах тех времен еще не поощрялось (хотя уже и допускалось), да и с бл…, то есть, пардон, женщинами с сильно пониженной социальной ответственностью в этой таежной и северной глуши явно ощущалась напряженка. А вот для второго препятствий точно не было никаких, но, как видно, ребятишки спортсменами не были…

Закусон на столе был тоже в непередаваемом британском стиле. То есть несколько открытых консервных банок с яркими этикетками (в двух из них точно был фруктовый джем или повидло) имели место, но на четырех, затрапезно-казенного вида (словно из сиротского приюта) тарелках лежали крупные ломти коричневатого хлеба, посыпанные поверх масла крошевом из овощей и вареных яиц, дополнительно украшенные сверху еще и кусками какой-то рыбы. Ну да, а вискарь джентльмены предпочитают закусывать непременно сандвичами. Небось, еще и с традиционным тунцом. Пошлятина какая, прости господи…

А еще на столе лежала открытая коробка сигар (там не хватало пары штук – и вполне возможно, что столь неосторожно лишившийся головы субъект как раз выходил на свежий воздух покурить, надо было проверить его карманы), с красно-бело-золотистыми этикетками и логотипом «Por Larranga». Если мне не изменяет память, до устроенной «барбудос» товарища Фиделя Кастро революции 1959 года эта марка кубинских сигар входила в мировую десятку самых лучших и дорогих, как тогда писали в импортных рекламах, «скатанных вручную на бедре мулатки». Теперь понятно, чего же еще реально недоставало для полноты картины! Правь, Британия, едрит твою мать, морями.

Стаканов или чашек скаредные дети Суоми своим незваным гостям, похоже, тоже не оставили, хотя чай или кофе они тут распивать явно не собирались. В результате количество позолоченных стопок самого пижонского и явно контрастирующего с остальной посудой и столовыми приборами облика, расставленных по столу, совпадало с количеством тарелок, вилок и табуреток, и, таким образом, все сходилось и выходило, что их тут действительно было всего четверо, а значит, за печкой, или в каком-нибудь темном углу точно не прячется кто-нибудь пятый, способный доставить дополнительные неприятности. Хотя, раз войдя сюда, Кюнсты не могли не проверить помещений. В момент, когда я оценивал сервировку стола, Кузнецов как раз появился из соседней комнаты.

Ну да ладно, постебались – и будет. Пора, как говорится, и о печальном. А ходить за печальками куда-то сильно далеко не требовалось. Поскольку на полу у заставленного недоеденным и недопитым стола лежали два свежих трупа, очередные «верстовые вешки» на длинном здешнем пути Кюнстов.

Оба убитых были в свитерах британского военного образца, цвета табачного хаки, с кожаными усилениями (этакие заплатки-накладки) на локтях и пустыми клапанами под погоны на плечах (будущий фельдмаршал, а по состоянию на 1940 год – занюханный генералишка, без малейших перспектив карьерного роста, Бернар Мотгомери, помнится, по жизни, в таких же щеголял, в силу то ли традиций, то ли хронической церковно-крысиной бедности), армейских штанах и грубых коричневых шнурованных ботинках с высокими берцами, надетых поверх шерстяных то ли носков, то ли гамаш, длиной до лодыжек.

Первый, белобрысый, жмур лежал лицом вниз, намертво зажав в вытянутой правой руке револьвер, размерами чуть побольше нашего «нагана» (по-моему, это было что-то из линейки «Смит-Вессонов») – то есть обнажить пукалку он все-таки успел, а вот все остальное – увы, шустрая женщина с косой явилась раньше. Второй покойник, брюнет с усами, на мертвом лице которого зафиксировалась гримаса боли пополам с безмерным удивлением, похоже, рухнул строго назад, вместе с табуретом, на котором сидел, и теперь смотрел широко раскрытыми, стеклянными глазами на лампочку под потолком – в неподвижных зрачках отражалась нить накаливания. Слева на его груди набухло небольшое темное пятно, образовавшееся вокруг совсем уж несерьезной, но явно смертельной дырочки в форменном свитере. На полу под покойником, со стороны спины, тоже было несколько темных пятен крови. Выходит, Кюнсты его насквозь проткнули?!? Во дают! При этом крови, в соответствии с «фирменным почерком» этих ребятишек, было по минимуму.