Книга Опасные удовольствия - Наталия Левитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Привет! – обрадовалась она и поставила под левым глазом Андрея вишневый штампик губной помадой. Яблоко звонко хрустнуло.
– Привет, – скованно ответил Андрей. Ему сейчас страстно хотелось уединиться и прочитать Катино письмо.
– Не поцелуешь? – изумилась Дирли-Ду, стаскивая с Андрея плащ и подставляя щеку.
Пряжников послушно чмокнул и рванул к туалету.
– Извини, Дирли, я ненадолго. Мне надо!
– Проблемы? – озабоченно крикнула вслед Дирли-Ду.
Пряжников скрылся за дверью. Там, в царстве кафеля и журчащей воды, он разорвал белый конверт и жадно принялся читать.
Но не тут-то было. Во-первых, верная подруга Дирли-Ду устроилась на полу около туалета и требовала к себе внимания. Во-вторых, Андрей споткнулся о первую же строчку письма. «Paris c’est une ville ancienne qui a beaucoup de charme», – брала быка за рога Катерина, нимало не заботясь о том, что Пряжников не знает французского. «Париж, – понял Пряжников. – Это про Париж».
– С тобой все в порядке? – спросила снаружи обеспокоенная Дирли-Ду. И, не дождавшись ответа, начала стучать в дверь.
Андрей быстро читал – к счастью, образованная Катя все же вспомнила, что, кроме многочисленных иностранных языков, она владеет и русским. «Дорогой мой Пряжников, – писала Катерина, – у меня новый контракт, и поэтому я не появлюсь в Москве еще по крайней мере год. Заканчиваю работу во Франции и уезжаю в Америку. Тружусь в поте лица. Когда я не улыбаюсь в объектив фотокамеры и не позирую в купальнике под проливным дождем, изображая трепетную русалку, я слушаю лекции по истории литературы и искусства в Сорбонне…»
«Лекции! – восхитился Андрей. – Неутомимая!» «…Мой образовательный уровень значительно повысился. Он повысился до такой степени, что я не могу откусить пирожок с черникой, не задумавшись о его внутренней сущности. Хорошо ли ты охраняешь квартиру, которую подарила мне Софья Викентьевна? Будь бдителен. Когда я вернусь, мы сломаем стену и сделаем фантастический ремонт – я, кроме всего прочего, хожу на курсы дизайнеров интерьера…»
«Сломаем стену! – задохнулся Пряжников. – Означает ли это… Означает ли это, что мы будем жить вместе?..»
– Андрюша, выходи немедленно! – волновалась Дирли-Ду. – Почему ты не отвечаешь?!
«…Как поживает Максим? Передавай ему от меня привет. Я часто о вас думаю…»
«Что значит „о вас“, – возмутился Пряжников, – думать надо только обо мне!»
«…и очень скучаю по Москве и даже по моему маленькому, убогому Краснотрубинску. Время, когда я жила там, представляется мне теперь далеким и нереальным…»
Дирли-Ду азартно выламывала дверь. Андрей вздохнул, пробежал глазами последние абзацы, которые в основном демонстрировали, как пристально изучает Катерина историю и культуру Парижа, как напряженно знакомится с достопримечательностями города на Сене, и спрятал письмо в карман.
– О, милый! Наконец-то! Я волновалась! – Дирли-Ду бросилась на Пряжникова. Она обняла его за шею, не выпуская из рук Уголовного кодекса, и поцеловала его в ухо.
– Ты представь! Статья 166. Не правомерное завладение автомобилем без цели хищения. До трех лет!
– А ты думала!
– Вот это да! Как я рисковала! Если бы тот старлей не оказался твоим знакомым… А что ты так долго делал в туалете?
– Я могу рассказать.
– Ладно, не надо.
Пряжников снял с себя Дирли-Ду и несколько минут молча ее разглядывал. Письмо Катерины, такое неопределенное и волнующее, написанное стремительным почерком, было словно порыв свежего ветра затухающему костру. Чувства Андрея, подавленные усилием воли, взыграли вновь. Влюбленный сыщик вычитал между строк, что Катерина, как и прежде, одинока и целомудренна и в ее жизни не появился новый мужчина. Надежда налетела на Пряжникова ураганным вихрем, он взмыл в облака и возликовал. Добрых пять минут он парил в лазурных небесах, прижимая к груди Катерину.
Дирли-Ду смотрела на своего друга, молчала и улыбалась. Андрей плавно и постепенно спустился на землю. Реальность, однако, не ранила острыми шипами. В его объятиях находилась не Катя, а другая женщина, но не менее прекрасная. Несомненным плюсом Дирли-Ду по сравнению с Катериной была ее территориальная близость. Дирли-Ду можно было пощупать, обнять и уволочь в спальню или никуда не уволакивать. С парижанкой Катериной этот номер не проходил.
– Я хотела бы сфотографироваться с тобой, – сказала Дирли-Ду. – На память.
– Почему вдруг? – удивился Андрей.
– Просто так. Я сейчас веселая и красивая. И любима тобой. Хочу запечатлеть себя в этом состоянии. И чтобы ты тоже был рядом.
– Думаю, ты всегда будешь веселая и красивая.
– И любимая?
– И любимая, – помедлив, ответил Пряжников. – Впрочем, недостаточно уверенно.
– Если я бесследно исчезну из твоей жизни, дни, проведенные со мной, останутся в твоей памяти, как яркая вспышка. И еще будет фотография.
Андрей на секунду задумался. Мечты о далекой Катерине были приятны, и письмо пылало в кармане, поджаривая бок, но представить, что ночь он проведет без Дирли-Ду и не увидит ее завтра утром рядом с собой в кровати, было невозможно.
– Вопрос твоего внезапного исчезновения мы уже обсуждали. Никуда ты не исчезнешь, – твердо сказал Андрей. – Я не позволю.
Дирли-Ду загадочно улыбнулась. Она была вполне согласна, чтобы Пряжников не позволял ей исчезать. Главное – отвоевать его у посторонних мыслей, из-за которых он на глазах превращается в чужого человека, далекого, непонятного и неподвластного ее чарам.
Андрей прислушался. Письмо пульсировало в кармане, как полнокровная артерия. Ночью, когда Дирли-Ду уснет, он прочитает его еще и еще раз.
Виола млела под руками массажиста, горячие волны истомы накатывали одна за другой, превращая тело в расплавленный воск. Единственным покровом на Виоле был слой ароматического масла. Его терпкий запах кружил голову. Великолепно смуглый, мускулистый, высокий массажист тоже не страдал излишней одетостью, но на нем все-таки была набедренная повязка из материала, имитирующего шкуру тигра, а на лбу сияла поддельными сапфирами диадема.
Восточная роскошь интерьера, стены, драпированные винно-красным тисненым шелком, тяжелые золотистые занавеси, невесомые мериносовые ковры-одеяла, матовый свет спрятанных ламп, парчовые пуфы и оттоманки, беспорядочное нагромождение мягких атласных валиков и обтянутых тончайшим египетским хлопком подушек и подушечек, игристое вино и виноградно-персиковый натюрморт на антикварном серебряном блюде – вся обстановка создавала соответствующий фон костюмированным сексуальным забавам.
Разогретая, как блинчик, и обильно смазанная жиром Виола приподнялась на огромном ложе и потянулась к хрустальному кубку, наполненному вином. Витязь в тигровой шкуре опередил ее движение, бросился к мраморному столику и галантно преподнес кубок повелительнице. Он оказался у ног Виолы и сменил насадки в своем массажном комбайне – теперь вместо ладоней и пальцев он действовал губами и языком.
