Книга Двойной босс, пожалуйста! - Амалия Март

— Я давал тебе возможность спустится самой, но ты испугалась, — резко говорит он, разворачивается ко мне лицом и захлопывает дверь.

Тут же его руки оказываются на мне. Сильное тело пригвождает к стене, ладонь зарывается в волосы, губы сминают мои. Я не успеваю сделать и вдоха и, кажется, что задыхаюсь. Несколько движений губами — вверх и вниз — они предатели отвечают, вступают в страстный танец, впускают горячий язык. Но так же быстро, как все началось, это наваждение заканчивается. Он отстраняется от меня, заглядывает в глаза и проводит рукой по голове.

— Зря ты избавилась от кудряшек, одуванчик.

Волна дикой ярости затапливает каждый уголок моей души. Я прикладываю все имеющиеся силы и отталкиваю монстра от себя. Он манипулирует мной. Снова.

— Не смей меня так называть, — вкрадчиво говорю я. — И прикасаться тоже. Ещё одна такая выходка и разговор закончится, не начавшись.

— Я просто хотел сразу сбросить напряжение, — шутливо говорит он. — Прошлый раз это помогло прочистить мозги.

Он поворачивается и шагает вглубь квартиры. Интуитивно сворачивает налево и оказывается на кухне. Подальше от спальни, где лежит сын. Это хорошо.

— Кофе угостишь? — он бесцеремонно усаживается на стул у окна, практически там, где стояла я минутами ранее. Немного отодвигает штору. — Хороший вид.

Я не понимаю его настроения. Но поддаваться на инсинуации не собираюсь, помню о цели его визита. Застываю в проходе небольшой кухоньки и складываю руки на груди.

— Так и будешь там стоять? — снова насмешливые интонации.

Моим ответом служат нахмуренные брови.

— Давай сразу к делу, скоро вернется отец, а он не твой фанат.

Я почти не вру. Отец, конечно, вернётся только завтра, юбилей его приятеля празднуется с размахом на загородной даче. Но про "не фанат" даже слабо сказано.

— Как скажешь, — просто отзывается Александр. Снова тянется к внутреннему карману, очевидно, решил пассивно ещё и меня убить.

— Здесь курить нельзя, — раздраженно выпаливаю я.

— Я и не собирался, — на стол ложится смятая салфетка явно не первой свежести. — Боже, женщина, за кого ты меня принимаешь, я помню, что тут ребенок.

Он качает головой, разглаживая бумажку на столе. Снова насмешка.

— За мерзавца, подлеца, обманщика и эгоиста. Я в чем-то ошибаюсь? — сухо спрашиваю мужчину.

— Ошибаешься. И будем это исправлять, — Александр отрывает взгляд от драгоценной бумажки и впивается им в меня. От пронзительного его взгляда, так похожего на взгляд сына, меня покрывают мурашки. — Есть ручка?

Испуганно отмираю, ложно предположив сначала, что он забрался мне в мысли и все понял. Но нет, ему нужна всего лишь ручка. Разворачиваюсь на пятках и скрываюсь в темноте коридора. Спиной чувствую горячий взгляд, провожающий меня вглубь квартиры.

Когда возвращаюсь, Александр уже скинул с плеч кожаную куртку, которая с утра покрывала мои замершие руки, и задумчиво стучит пальцами по деревянной столешнице. Протягиваю ручку, отмечая про себя, что он на удивление сосредоточен. Всерьёз взялся за свою безумную теорию? Так хочет выбелить себя?

— Итак, я тут кое-что набросал. Есть слепые пятна, которые, я надеюсь, ты заполнишь, — он указывает на мятую бумажку перед собой. — Так что на счет кофе?

Наглость — второе счастье!

— Обойдешься. Что на счёт пробелов? — возвращаюсь в позицию плечо-косяк-нахмуренные брови. Лишь бы подальше от него.

— Ну, к делу, так к делу. Кто сказал тебе ввести полисы задним числом? — щелчок ручки, занесенной над салфеткой.

— Вика.

— Вика? Какая Вика?

— Кот.

— Это какой-то замысловатый шифр? Кто это вообще такая?

— Я так и знала! Господи, ты ее даже не помнишь, — зарываюсь лицом в ладони и издаю протяжный стон. — И ты утверждаешь, что не заслужил того, что я с тобой сделала? — горько усмехаюсь. — Сколько их было, Саш? Таких же, как я?

— Таких же, как ты, больше не было, — приглушенно говорит он.

— Да уж, такой набитой дуры ещё поискать. Забавно тебе было развести влюбленную дурочку на секс? Пришлось повозиться, правда, одного ресторана и розочки не хватило…

— Перестань! — резко бросает он. — Ты знаешь, что значила больше.

— Да уж, именно поэтому ты позволил своему дружку лапать меня, позволил всем вокруг смеяться у меня за спиной. Я ведь думала, мы скрываемся ради моей безопасности, а оказалось, все знали! Господи, какой же непроходимой дебилкой надо было быть, чтобы не увидеть всего этого. Хорошо вы поржали с Русланом над наивной девчонкой? Отпраздновали твою победу с размахом?

— Прекрати, пожалуйста, — приглушенно говорит Александр, он морщится, будто ему противно. А мне не противно, мне мерзко.

— Вика была одной из ваших девочек. Но те ставки, в которых ты не выиграл, очевидно, ты не помнишь.

— Я никого из них не помню, — хрипло бросает он. — Только ты. Все эти годы была только ты.

Сердце болезненно сжимается. Не должно, знает ведь, какая голимая это ложь, но все равно не слушается меня. Я стараюсь скрыть свою боль за злым смехом, но знаю, что выходит не натурально. Саша смотрит на меня своими голубыми озёрами, словно пытается проникнуть в самую душу. Но та дверца захлопнулась, а ключ от нее я потеряла, нет ему туда хода.

Он встаёт со стула и всего в два коротких шага оказывается возле меня. Нависает сверху, забирает весь мой воздух. Я делаю спасительный шаг назад, отступая в коридор, но он тут же перехватывает мое запястье и мягко возвращает на место.

— Я должен тебе извинение. Но не уверен, что слова смогут описать то, как я раскаиваюсь за все, что сделал с тобой, — вкрадчиво, осторожно говорит он.

Я не поднимаю взгляда, смотрю ему в ворот рубашки, нервно сглатываю от слишком тесного контакта. Разум кричит "беги", а тело сковало предвкушением, не сдвинуться с места.

— Я сразу понял, что ты не подходишь, пытался остановиться, пытался оттолкнуть тебя злыми словами, ты помнишь? Даже сказал Русу, что игру надо сворачивать. Он не послушал… и я… я тоже не смог остановиться.

— Какое благородство, — цежу я. — Пытался остановиться… Как же я ненавижу тебя, — проговариваю каждое слово четко, зло, с расстановкой, прямо ему в глаза.

— Я знаю, одуванчик, знаю, — шепчет он прежде, чем коснуться меня губами.

Это совсем другой поцелуй, он не злой, не отчаянный, сметающий разум, как предыдущие. Робкий, пробующий, ищущий прощения — вот какой это поцелуй. Александр едва заметно прижимается к моим губам, мягко сжимает сначала верхнюю, потом нижнюю, выжидает реакции, прежде, чем провести языком и развести их в сторону. Его пальцы, заключившие мои щеки в большую скобку, подрагивают, а дыхание сбито. Я дрожу в ответ. И я не понимаю, почему до сих пор не оттолкнула его. Почему стою здесь, как изваяние, и умираю от этой тихой ласки.