Книга Из Египта. Мемуары - Андре Асиман

– Да.

– Тогда пошли. Угощу тебя кофе. Ты ведь пьешь кофе? А деньги передашь мне под столом.

Мимо прошла молодая женщина, и отец обернулся.

– Видал? Вот это я называю идеальными лодыжками.

В кафе отец представил меня присутствующим. Все эти дельцы, банкиры, промышленники собирались тут каждое утро около одиннадцати. Все они лишись состояния или вот-вот должны были его потерять.

– Он даже прочел «Жизнеописания» Плутарха, – похвастался отец.

– Прекрасно, – откликнулся один из посетителей, судя по акценту, грек. – Значит, ты наверняка помнишь о Фемистокле.

– Разумеется, помнит, – ответил отец.

– Тогда я тебе объясню, как Фемистокл выиграл Саламинское сражение, потому что об этом, мой дорогой, тебе в школе не расскажут. – Мосье Панос достал паркеровскую ручку и принялся рисовать на уголке газеты боевой порядок кораблей. – А знаешь, кто мне все это объяснил? – спросил он, и подернутые пеленой глаза его блеснули самодовольством. Мосье Панос взъерошил мне волосы. – Знаешь кто? Да никто, я сам во всем разобрался, – сказал он. – Потому что мечтал стать адмиралом греческого флота. А потом выяснилось, что в Греции нет флота, так что во время сражения при Эль-Аламейне я вынужден был пойти служить в Красный Крест.

Все расхохотались, а за ними и мосье Панос – хотя, может, и не понимал, отчего они смеются.

– У меня до сих пор хранится «люгер», который мне отдал умирающий немецкий солдат. В нем осталось три пули, и теперь я точно знаю, для кого они. Первая для президента Насера. Вторая для моей жены, потому что, видит Бог, она это заслужила. А третья для меня. Jamais deus sans trois. – Тут все снова грохнули. – Не так громко, – предостерег их грек, но я все равно хохотал от души. Вытирая глаза, я заметил, как один из мужчин коснулся папиной руки. Этот жест не предназначался для моих глаз, но я увидел, что отец беспокойно обернулся на столик позади. Там сидела та женщина с красивыми щиколотками.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – папа хлопнул меня по коленке.

– Вообще-то, я утром собирался пойти в бассейн.

– Так и иди, – ответил он и забрал деньги, которые я незаметно передал ему под столом. – Прямо сейчас и ступай.

* * *

А через три дня последовал третий удар.

Утром позвонил отец.

– Мы им больше не нужны, – сообщил он по-английски.

Я не понял, что он хочет сказать.

– Мы им больше не нужны тут, в Египте.

Тоже мне, новость, подумал я. Но папа выпалил: нас официально депортируют, на сборы неделя.

– Скотобойня? – уточнил я.

– Скотобойня, – согласился отец.

Когда начинался этап скотобойни, нужно было сразу же сделать прививки. Без документа, подтверждавшего, что мы прошли вакцинацию от разнообразных недугов третьего мира, ни одна страна не пропустит нас через границу.

Папа попросил меня отвезти бабушку в государственный прививочный кабинет. Находился он рядом с портом. Бабушка злилась, что ей будет делать прививку египетская медсестра – «Даже не врач!», говорила она. Я пообещал, что после мы поедем в «Афинеос» выпить чаю с пирожными.

– Только смотрите, чтобы не было больно, – предупредила бабушка лысеющую матрону, которая держала ее руку.

– Это не больно, – возразила та по-арабски.

– По-вашему, это не больно? Больно, да еще как!

Матрона велела ей сидеть спокойно. Потом настал мой черед. Медсестра напомнила мне мисс Бадави, которая искала у меня в голове, царапая кожу ногтями. Что, если на таможне и правда попросят раздеться и обыщут, к нашему стыду?

После пережитых мытарств бабушка ворчала, спускаясь по лестнице государственного учреждения, и громкий голос ее эхом отражался от потолка. Я шикал на нее. Бабушка сказала, что хочет купить мне галстуки.

На улице я сразу же подозвал экипаж, усадил бабушку и услышал, как она называет какой-то непонятный адрес на площади Мухаммеда Али. Едва мы уселись, как она достала из сумочки склянку со спиртом и, подобно предкам-марранам, за порогом церкви тут же стиравшим с кожи брызги крестильной воды, полила спиртом место укола – чтобы убить вакцину, пояснила она, и всех микробов, которые с ней проникли!

День выдался дивный, в экипаже бабушка вдруг похлопала меня по коленке, как много лет назад по дороге в Рошди, и сказала: «В такой бы день на пляж». Я снял свитер и с досадой почувствовал, как жарко ногам в надоевших фланелевых брюках. Давно пора переодеться в шорты. Одна лишь мысль о легком хлопке делала шерсть невыносимой. Мы срезали путь по темному переулку, пересекли площадь, выехали на Корниш; не прошло и десяти минут, как мы очутились лицом к лицу с памятником албанцу Мухаммеду Али, основателю последней правящей династии Египта.

Мы миновали ветхие полуразрушенные магазинчики, похожие на разорившиеся склады и мастерские, и остановились перед крошечной лавчонкой, до потолка заваленной всякой всячиной.

– Сиди-Дауд! – крикнула бабушка.

Никто не ответил. Тогда она достала монету и постучала по стеклянной двери.

– Сиди-Дауд здесь, – пробормотала наконец появившаяся из темноты усталая фигура. Лавочник мгновенно узнал бабушку: это же моя любимая mazmazelle, сказал он.

Сиди-Дауд оказался тучным одноглазым египтянином в традиционном наряде – белой галабии; сверху он накинул серый двубортный пиджак, который был ему чудовищно велик. Бабушка пояснила по-арабски, что хочет купить мне несколько хороших галстуков.

– Галстуки? Есть у меня галстуки, – Сиди-Дауд указал на высоченный старый шкаф без дверей, битком набитый бумажными пакетами и грязными картонными коробками.

– Какие? Покажи, – велела бабушка.

– Покажи, говорит, – пробормотал торговец, – что ж, сейчас покажу.

Он принес табурет, со стонами и ужимками взобрался на него, дотянулся до верхней полки шкафа и достал картонную коробку с заржавевшими металлическими уголками.

– Это лучшие, – приговаривал Сиди-Дауд, извлекая из коробки галстук за галстуком. – Вы таких нигде в городе не найдете, и даже в Каире, да и во всем Египте. – Он достал из длинного футляра галстук – темно-синий, с затейливыми светло-голубыми и бледно-оранжевыми узорами, – подошел к дверям лавки, чтобы мне было лучше видно на свету, и протянул галстук обеими руками: так повар демонстрирует вареную рыбу на подносе, прежде чем подать на стол.

– Дай-ка взглянуть, – сказала бабушка, словно намереваясь рассмотреть рыбьи жабры. Я мгновенно узнал этот лоск: так блестели галстуки синьора Уго.

Галстук был изумительный. Бабушка изучила петлю, торговую марку на затяжном конце и согласилась, что сшито отменно.

– Я вам другой покажу, – вставил Сиди-Дауд, не дожидаясь, пока я выскажу мнение о первом.