Книга Место встреч и расставаний - Сара Маккой

– Спросите его, помнит ли он парикмахера на Чушань-роуд.

В ее голове крутились тысячи других воспоминаний, но она не хотела ими делиться. Женщина кивнула. Передаст ли она папе ее слова и отдаст ли свитер? Или сделает вид, что этой встречи не было? Теперь это не имело никакого значения.

Элла спустилась по ступенькам. Она не оборачивалась, но чувствовала на спине пристальный взгляд женщины, пытающейся удостовериться, что Элла на самом деле ушла. Зайдя за угол, она облокотилась о стену. Ее трясло. Она видела, как папа весело прогуливался по улицам Шанхая, в одной руке – ее рука, на второй – Джозеф. Как он мог так легко забыть все то, что их связывало? «Америка и правда меняет человека», – говорила мама каждый раз, когда приходило письмо от папы. Потому что она так сильно хотела ему верить. Отчасти это была правда – папа нашел работу и хорошее место для жилья – в доме, который наверняка принадлежал Элис и ее погибшему первому мужу. Но все остальное: про деньги, которые он копил на билеты на корабль, и про жизнь, которая у них будет, – было ложью.

Элла мысленно вернулась в тот день, когда она, пятилетняя девочка, на рынке на мгновение отошла от родителей, привлеченная любопытным видом обезьянки, чистящей арахис. Она стояла, не шевелясь, среди моря окружающих ее высоких людей и впервые в жизни ощущала себя одинокой. Мама, конечно же, быстро ее нашла и отругала за то, что она ушла, но потрясение не проходило еще очень долго.

Внезапно, на углу Бруклин-стрит, ей снова стало пять. Она снова была брошенной. Как он посмел? Другие, такие как Давид, искали свои семьи по всему миру, в то время как папа так бессердечно выбросил их прочь. И ради чего? В этой невзрачной женщине не было и капли бескрайней маминой грации. Но иметь женщину, которая всегда под рукой, для него было удобнее, чем ждать красивую жену, оставленную за тысячи миль. А папа больше всего любил принимать простые решения. Элла подумала о маленькой девочке с карими, как у Джозефа, глазами. Узнает ли она когда-нибудь, что у нее есть брат и сестра, ее кровные родственники?

На другой стороне улицы Элла заметила типографию. Сквозь стекло мелькнула знакомая седеющая голова, склонившаяся над одним из прессов. Серьезный, трудолюбивый человек казался ей теперь чужим. Америка и в самом деле изменила папу, но для их семьи было уже поздно. Как мог он так поступить? Ее разрывало и от желания броситься ему в объятия, и от желания ударить его. Но ни то ни другое ничего бы уже не изменило. Она повернулась.

Она постояла несколько секунд у тротуара, чувствуя себя еще более одиноко, чем когда-либо после отъезда из Китая. Улицы были грязными и сырыми. Здания сгрудились над ней. Здесь было все, что она ненавидела в Шанхае, но без семьи и любви, которые придавали всему этому смысл.

И что теперь? Все ее путешествие оказалось основано на лжи. Она не принадлежала этому месту. Но даже если бы у нее были деньги, чтобы вернуться в Китай, она бы не смогла смотреть в глаза матери и брату, зная, что подвела их. И она не могла сказать маме правду. Элла бы сочинила что-нибудь, чтобы не затронуть мамину гордость, – она бы солгала и сказала, что не смогла найти папу. Да даже известие о том, что он мертв, принесло бы меньше боли и позора, чем тот факт, что он уехал и оставил их в прошлом.

Нет, вернуться она не могла. И она не хотела возвращаться в Китай, внезапно отчетливо осознала Элла. Пусть она и родилась там, но никогда не была его частью. Она бы осталась и каким-то образом попыталась устроить здесь жизнь и исполнить обещание перевезти сюда маму и Джозефа. Но она не хотела оставаться в таком же удушливом, как и Шанхай, городе, который будет всегда принадлежать ее отцу и его новой семье.

Элла посмотрела на часы над табачным магазином. Седьмой час. Давид, конечно же, уже скоро сядет в поезд. Внутри у нее все затрепетало, когда в ее голове возникли его темные глаза и трепетные руки. Он умудрялся выглядеть веселым, несмотря на все свои потери. Как мог мужчина, которого она знала всего час, так засесть ей в голову? С ним она чувствовала себя сильнее, способнее. «Езжай на запад», – сказал он. Внезапно она оказалась такой же одинокой, как и он. Внезапно ей захотелось опустить голову и сдаться. Но если Давид не отступил перед выпавшими на его долю страданиями, то и она не смела так поступить.

Элла снова двинулась вперед, пройдя мимо автобусной остановки. Она продолжала идти, поворачивая то туда, то сюда, ощущая, как неясно вырисовывающиеся впереди небоскребы затягивает туманом. Перед ней уходил вдаль Бруклинский мост.

Полчаса спустя Элла добралась до другой стороны моста и двинулась дальше по незнакомой улице. Наконец она остановилась и опустила на землю свой чемодан. Ноги болели. Сквозь расступившийся туман мелькнуло вечернее солнце, на миг осветив город.

На другой стороне улицы стоял ломбард. Она непроизвольно окинула взглядом витрину, ощупывая пальцами круглый жемчуг в кармане. Она не хотела расставаться с маминым браслетом. Но еда в путешествии стоила гораздо больше, чем она ожидала. У нее оставались средства лишь добраться до папы – не больше.

Да и с деньгами она не представляла, куда идти. На Западе был простор, говорил Давид. И у каждого был шанс. Когда она добиралась до Нью-Йорка на поезде, она мельком увидела скакавшее на горизонте животное – что-то вроде оленя, но тоньше и гибче. Быть может, газель. Оно было свободным. Каково это?

Давид предлагал ей ехать вместе с ним. А что, если она примет его предложение? Ехать с ним – полное сумасшествие. В конце концов, может быть, он просто пошутил и на самом деле предпочитает быть в одиночестве. Да и она может не успеть на поезд.

У Эллы ничего не было, и кроме него она не знала здесь ни единой души. Ей просто было нечего терять. Она не могла полагаться на Давида, так же, как она полагалась на своего отца. Но она могла поехать.

С отдыхом, судя по всему, придется подождать. Она вынула из кармана браслет и направилась к дверям ломбарда.

Благодарности

В первую очередь я очень признательна своей семье – без них это удивительное путешествие было бы невозможным и бессмысленным. Глубочайшая благодарность издателю Синди Хван и всем в Беркли, агенту Скотту Хоффману из Фолио за потраченное время и внимание к моей работе. И еще больше любви я испытываю к моим «сестрам» по «Центральному вокзалу», в особенности к Крис Макморрис, которая включила меня в самый захватывающий проект в моей писательской карьере.

Время жатвы

Карен Уайт

Моему племяннику, первому лейтенанту Гэвину Уайту. Твое мужество в службе своей стране, твоя сила и решимость перед лицом невзгод вдохновляют меня.

1

Все пути ведут к свиданью[83]. Слова Шекспира вперемежку с моими собственными ворочались в моей голове, прогоняя панику, которая нарастала с самого моего отъезда из Миссисипи. Словно крошечное зернышко внутри коробочки хлопчатника, мои угрызения совести и волнение нужно было выдернуть до того, как эта паника сойдет на нет.