Книга Последнее дело Лаврентия Берии - Сигизмунд Миронин

Когда вашего любимца Меркулова («Он не мой любимец», — быстро отреагировал Берия)… ну не важно… сняли, я хотел вывести на чистую воду Жукова, но Хозяин не дал. Он притормозил расследование в отношении Жукова. После высылки в Одессу Жуков продолжал тащить трофейное добро, в августе 1946 года мы задержали семь вагонов трофейки, которые принадлежали Жукову. Тогда Булганин первым сообщил об этом товарищу Сталину и заработал очки — тот сделал Николая своим помощником.

Мысли Абакумова метались из сторны в сторону. Он путался, повторялся, но Берия не мешал ему выговориться.

— Потом я долго, шаг за шагом, собирал данные по Жукову. Мне удалось посадить авиаторов и генералов-трофейщиков. — раскручивал свои мысли Абакумов — Я доложил товарищу Сталину, что Жуков крышует банду. В процессе обыска обнаружена шкатулка с золотом, бриллиантами и другими ценностями, которая находилась в сейфе, стоящем в спальной комнате. Дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей, увешанный внутри различными дорогостоящими художественными картинами, причем их так много, что четыре картины висят даже на кухне. 10 января 1948 года я доложил товарищу Сталину результаты негласного обыска, сделанного МГБ на даче у маршала Жукова: «В ночь с 8 на 9 января с. г. был произведен негласный обыск на даче Жукова, находящейся в поселке Рублево, под Москвой. В результате обыска обнаружено, что две комнаты дачи превращены в склад, где хранится огромное количество различного рода товаров и ценностей. Например: шерстяных тканей, шелка, парчи, панбархата и других материалов — всего свыше 4000 метров; мехов — собольих, обезьяньих, лисьих, котиковых, каракулевых — всего 323 шкуры; шевро высшего качества — 35 кож; дорогостоящих ковров и гобеленов больших размеров, вывезенных из Потсдамского и др. дворцов и домов Германии, — всего 44 штуки, часть которых разложена и развешена по комнатам, а остальные лежат на складе».

— Вы что, все цифры наизусть помните? — удивился Берия.

— Сидя в каталажке, я спасался от сумасшествия путем воспоминаний, а потом заучивания цифр из разных дел. Так вот, обращал на себя внимание больших размеров ковер, разложенный в одной из комнат дачи; ценных картин классической живописи больших размеров в художественных рамках — всего 55 штук, развешанных по комнатам дачи и частично хранящихся на складе; дорогостоящих сервизов столовой и чайной посуды (фарфор с художественной отделкой, хрусталь) — 7 больших ящиков; серебряных гарнитуров столовых и чайных приборов — 2 ящика; аккордеонов с богатой художественной отделкой — 8 штук; уникальных охотничьих ружей фирмы «Голланд-Голланд» и других — всего 20 штук. Это имущество хранится в 51 сундуке и чемодане, а также лежит навалом. Материалы следствия косвенно указывали, что Жуков входил в состав банды, похищающей музейные ценности и золото, но Сталин велел прикрыть дело в отношении Жукова, но на упоминание имени Жукова было наложено табу.

В 1948 году начали говорить и генералы-трофейщики, но Булганин добился их быстрого осуждения, кого-то выслали в лагеря или быстро привели в исполнение расстрельные приговоры, хотя я им обещал, что если они покажут на Жукова, то приговор будет смягчен. Жукова опять спас Булганин. Вы помните то постановление Политбюро по Жукову? — Ну, конечно, Лаврентий помнил это странное постановление и покаянное письмо Жукова на имя Жданова. — Булганин поехал в Одессу, все Жукову объяснил и немедленно своим авторитетом министра Вооруженных Сил отправил его на Урал, подальше от моих следователей.

Жуков покаялся и сказал, что делал это по неведению. Тогда Сталин решил дело спустить на тормозах — Жукова сняли с поста главнокомандующего Сухопутными войсками и отправили в Одессу командовать округом. Дело засекретили, по нему посадили больше 70 человек, но на организаторов не вышли.

— Почему вы не стали раскручивать трофейное дело Жукова?

— Я начал после снятия вашего любимца Меркулова.

— У меня нет любимцев! — резко осадил Абакумова Лаврентий.

— Но Сталин, — как ни в чем не бывало продолжал Абакумов, — придержал меня и отослал Жукова в Одессу. В 1948 году я накопал новые материалы и провел негласный обыск на даче Жукова. Помните то заседание ПБ? — Берия вспомнил. — Было покаянное письмо Жукова Жданову. Именно Жданов начал раскрутку трофейного дела. Он сидел в Питере в бункере и все отдал на откуп Кузнецову. Именем Жданова прикрывались темные делишки, и я сообщил Жданову об этом. Жданов хотел сам начать расследование. Но Булганин организовал отсылку Жданова на Валдай, организовав травлю Лысенко. Там его убили. Я подловил Кузнецова с помощью Тимашук. Я понял, что Жданова убили, когда узнал, что его вскрывали в ванной…

Берия был против раскручивания дела Жукова, но после его увольнения с поста министра внутренних дел и последующей замены Меркулова на Абкумова последний начал копать и раскопал информацию о том, что в верхах действует банда по собиранию трофейных ценностей и других раритетов, и в числе этой банды он вышел на Жукова.

Абакумов сообщил, что в апреле 1946 года он передал Сталину материалы, по которым были арестованы нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин, командующий ВВС А.А. Новиков. Считается, что это так называемое дело авиаторов было начато после того, как сын Сталина Василий пожаловался отцу, что американские самолеты лучше советских. К расстрелу был приговорен маршал авиации Худяков, к различным срокам тюремного заключения — главный маршал авиации Новиков и нарком авиапромышленности Шахурин. Вслед за ними по этапу пошли руководители Военно-морского флота, в том числе адмиралы Алафузов, Степанов и Галлер.

Слушая Абакумова, Берия вспомнил свои мысли на том злополучном заседании. Тогда именно Молотов особо настаивал на расстреле Абакумова, как исполнителя ареста своей жены. В конце концов Берия поддался на выкрики Маленкова о том, что Абакумов посмел следить за членами ПБ, и проголосовал за арест Абакумова. Но ведь он почему-то с согласия Шкирятова и, скорее всего, Хозяина следил и за женой Молотова.

Самое интересное, что Абакумов страдал бонапартизмом и стал копать под членов ПБ, что запрещено. Он вспомнил, как увольняли Абакумова, который достал всех своей игрой по собиранию компромата на всех и вся. После ареста Абакумова на допросе полковник Зарубин показал следующее: «Как-то вызвал меня Абакумов и поинтересовался, нет ли чего интересного по Молотову. Вести оперативную работу против членов ПБ мы не имели права, но приказ министра есть приказ».

Абакумов говорил и говорил:

— Одной из причин моего назначения на пост министра госбезопасности было желание товарища Сталина разобраться с тем, почему так плохо воевала Красная армия в июне 1941 года. Сначала он удалил вас из НКВД, а потом Меркулова. Он ведь и вас подозревал.

— Я сам ушел, — прервал Абакумова Берия, — из-за того, что по настоянию Жукова вместо Вышинского обвинителем на Нюрнбергском процессе сделали это ничтожество Руденко.

Абакумов между тем продолжал:

— Затем я стал раскапывать тему предательства генералов 22 июня 1941 года. Когда я без особой огласки начал расследовать это дело, то оказалось, что в предательстве был замешан не только командующий Западным фронтом Павлов, потом расстрелянный, но и Мерецков. (Вы же сами расследовали дело Мерецкова, а руководил ими Хрущев.) Однако когда вождь узнал о результатах расследования, он заставил меня не акцентировать на этом внимания, так как тогда виноватым оказывался и он, пошедший на поводу этих вояк.