Книга От любви с ума не сходят - Ольга Арнольд

- Но врач объяснил мне, что люди на гормонах долго не живут, а мне только тридцать шесть, и у меня маленькая дочка.

- Почему вы не работаете? Вы же вполне можете найти работу себе по силам, - продолжал тот же инквизиторский голос. - На какие средства вы живете?

- А как я могу работать, если у меня по восемь приступов в день? - больная уже откровенно всхлипывала - или хрипела? - Меня содержит муж…

- У вас тут сказано - «не замужем»… - но несчастная женщина уже не слышала - она задыхалась. Кто-то громко закричал: «Ингалятор!», и я вбежала в комнату. Астматичка откинулась на спинку стула, она так крепко сжимала в руке ингалятор, что костяшки пальцев у нее побелели; дыхание было частое и поверхностное. Возле нее неловко суетилась некрасивая молодая женщина в больших очках с сильными линзами; за столом напротив сидела дама и спокойно что-то писала на лежавшем перед ней бланке.

Губы у больной посинели, пульс частил. У меня неплохая школа; на родной кафедре мне пришлось вести группу астматиков, поэтому я привычным жестом взяла ее за обе руки и заставила взглянуть себе в глаза. Когда я почувствовала, что завладела ее вниманием, то начала медленно говорить, заставляя ее дышать в темпе, который я ей незаметно навязывала при помощи своих интонаций - редко и глубоко.

Слава Богу, некоторые вещи я уже научилась делать автоматически, на уровне безусловных рефлексов. Губы у женщины если не порозовели, то хотя бы приняли более естественный оттенок; через минуту она уже дышала почти ровно. Я отпустила ее руки и подняла взгляд на даму за столом, которая соизволила наконец на меня взглянуть.

Первое, что я подумала, глядя на нее, - какая холеная! Светлые ухоженные волосы лежали на голове волосок к волоску, скрепленные на затылке небольшой заколкой - но это был не ширпотреб, а произведение ювелира. Грим был нанесен на гладкую кожу так искусно, как будто она вот-вот вступит под свет юпитеров; черты ее овального лица были до того правильны, что она могла бы служить моделью для бюста римской матроны - и к тому же от нее исходил такой же холод, как и от мрамора; голубые ледяные глаза ее смотрели на меня скучающе. Это и была Вешнева.

- Вы нам помешали, - ровный тон ее мог вывести из себя законченного флегматика. - Почему вы зашли в кабинет без разрешения?

До меня вдруг дошло, как я выгляжу со стороны - «Дикая Бара», как назвала бы меня мама, по имени сумасшедшей героини одного романа, который я так и не удосужилась прочесть. Растрепанная, в небрежно накинутом на плечи пальтишке - и к тому же без халата… Обычно в стрессовом я ходила в цивильной одежде, а на консультации в другие отделения надевала белый халат, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к медицинскому сословию, а сегодня об этом забыла. Ну, ничего! Я выпрямилась, тряхнула головой - пригладить пряди рукой значило бы выдать свою растерянность, этот жест говорит о неуверенности в себе - и спокойно сказала:

- Я Лидия Неглинкина, психиатр из стрессового стационара, и пришла к вам поговорить по поводу одного своего больного, - и я улыбнулась, показав ей все свои зубы - улыбка, значившаяся у меня под маркой 2А, хищная, ледяная и высокомерная одновременно.

По этой улыбке она должна была понять, что перед ней достойная соперница.

- Вы вошли не вовремя, мы не закончили разговор с пациенткой, - она даже не нахмурилась, просто констатировала факт.

- А по-моему, как раз вовремя - я помогла купировать приступ удушья. Вы когда-нибудь лечились у психотерапевта? - тут же, как бы потеряв интерес к Вешневой, обратилась я к больной женщине.

- Нет, - тихо пролепетала та.

- Вам обязательно надо обратиться к специалистам этого профиля. Скорее всего вам помогут в 12-й больнице - она тут рядом, на Волоколамском шоссе, и там есть кафедра психотерапии.

Астматичка чуть слышно шепнула «спасибо» и встала; на нее было жалко смотреть - крупные слезы, дрожавшие в глазницах, перекатились через нижние веки и потекли по щекам, оставляя за собой синий след.

- Мы не можем вам дать группу инвалидности, пока не получим заключения из нашей экспертной больницы, - вынесла свой приговор Вешнева.

- Я собиралась снова ложиться в ту клинику, где лечи…

Холеная дама ее не дослушала:

- Нас не интересует выписка из больницы, где лечат - вы там можете лежать хоть целый год. Нас интересует только заключение того учреждения, где проводят экспертизу. Можете идти, направление на экспертизу вы получите в вашей районной поликлинике, куда мы снова отправляем ваши документы, - она меня не то что не стеснялась, просто игнорировала. До чего ж она уверена в себе: подумать только, вслух при свидетелях высказать то, о чем врач не имеет права даже помыслить: ей, видите ли, плевать, будет человек лечиться или нет - была бы справка!

Больная, напоследок хлюпнув носом, вышла. Я все так же стояла перед Вешневой, которая рассматривала меня, как какую-то букашку.

Без разрешения я придвинула к ее столу освободившийся стул и села. Краем глаза я видела, что в комнате кроме некрасивой девицы в сильных очках, скромно забившейся в угол, подальше от неприятной сцены, присутствует еще и мужчина неопределенного возраста и неопределенной внешности - определенной у него была только шапка вьющихся мелким бесом, сероватых из-за ранней седины волос, сильно поредевшая на макушке, как будто там у него была выстрижена тонзура. Ага, это тот, который замеряет у больных давление неисправным тонометром и таким образом «приводит его в норму» - о нем мне успел рассказать Валентин. Внезапно во мне вскипел гнев: пока их коллеги, не жалея сил и времени и к тому же за сущие гроши возвращают людям здоровье, они, бездари и неудачники от профессии, сводят их старания на нет!

Хороший врач сюда никогда не пойдет - ведь им сверху спускают разнарядку, скольким можно дать инвалидность и какой группы! Это как же надо ненавидеть людей, чтобы со спокойной душой оставить их, беспомощных и несчастных, безо всяких средств к существованию!

Я могу иногда поступать импульсивно - как частное лицо - но давно научилась держать свои эмоции в узде тогда, когда это касается важных для меня вещей. Поэтому я бы не стала продолжать разговор о несчастной астматичке, если бы Вешнева холодно не спросила меня:

- Зачем вы рекомендовали этой истеричке обратиться к психотерапевтам? Если она будет лечиться у них, мы ей никогда не дадим группу. Подумать только, она специально устроила этот приступ - хотела таким образом на нас повлиять!

Я спокойно положила историю болезни Зеленкина перед ней на стол и скрестила ноги в вольной позе - я хотела во что бы то ни стало показать ей, что меня ей не пересилить.

- Значит, вы сами видите, что болезнь у нее чисто нервного происхождения, а гормонами такую форму астмы не лечат.

И приступ, кстати, у нее случился от волнения и унижения. Не удивлюсь, если сегодня вечером ей придется вызывать «скорую». А насчет лечения… Что ж, если психотерапевты ее вылечат - честь им и хвала, а если нет - то она все равно будет не в состоянии работать. Впрочем, мы-то с вами знаем, что в новом законе об инвалидах ничего не говорится об их трудоспособности, как раньше. Вот поэтому я и пришла поговорить о больном Зеленкине…