Книга Хорт – сын викинга - Виталий Гладкий

– Хм… По-моему, ты сгущаешь краски. И потом, волкодлакам русов далеко до наших ульфхеднаров. Не так ли? Ты не отвечаешь, значит, сомневаешься… Неужто боишься?

– Нет! Но дитя оборотня и вельвы обладает огромной Силой. В этом я успел убедиться. – Вагн Окессон дотронулся до шрама, обезобразившего его лицо. – Эта отметина появилась и по его вине. Но тогда Морав был ребенком и не знал, как пользоваться Силой. Теперь – я в этом уверен – он обучен. На торжище в Слисторпе я узнал его сразу – по трем родинкам на левой щеке, которые похожи на Фриггерок – Прялку Фригг[123]. Такие же были у Рунгерд. К тому же он запомнился мне по нашей первой встрече, хотя и был тогда мальцом. Для меня хватило одного взгляда на него, чтобы понять, с каким опасным врагом мне придется сражаться.

– Тем не менее ты его пленил…

– Мне просто повезло. Юнец расслабился, ведь он впервые увидел богатый торг с массой людей. Шум, гам, крики на торжище подействовали на него как заклинание. Ну и я немного помог своей Силой…

– Решено! – Для большей убедительности Торкелль ударил кулаком по столу. – Делай с ним, что хочешь. Как по мне, то лучше этого Морава, если ты считаешь, что он очень опасен, просто утопить в море, не снимая цепей. И кстати, йомсвикингам будет очень не хватать твой Силы, Вагн, если этот юнец-оборотень отправит тебя в Вальхаллу…

Ульфхеднар презрительно зыркнул на ярла, круто развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Торкелль Длинный расхохотался, затем резко оборвал смех и злобно забормотал:

– Давно мечтаю, чтобы кто-нибудь укоротил этого наглеца. Вдруг у сына Сигурда Оборотня это получится. Хорошо бы… Пользуясь тем, что он внук Палнатоки, Вагн слишком много себе позволяет. Он забывает, что предводитель йомсвикингов я, Торкелль! Надо бы хорошо поразмыслить…

Ярл снова наполнил чашу и начал пить мелкими глотками, словно это был не прохладный эль, а горячий отвар целебных трав. На его лице застыло мечтательное выражение.

Глава 19

Хольмганг

Морав выбирался из сна, похожего на смерть, словно поднимался со дна глубокого озера, поросшего тиной. До границы Нави было рукой подать, он это знал, но что-то удерживало его перед этой роковой чертой, не давало переступить ее. В какой-то момент перед его смущенным сознанием появился медведь с дубиной в лапах, который затем превратился в могучего мускулистого витязя, обнаженного по пояс, на широкие плечи которого была накинута бычья шкура с головой и огромными рогами, исполнявшая роль плаща с пристегнутым к нему шлемом. Казалось, рога достают до неба, а между ними уютно устроился лунный диск, освещая местность мертвенно-бледным голубоватым светом.

Пейзаж был совершенно незнаком Мораву: дикое нагромождение валунов и скал, странная дубрава на склоне холма – ни одного дерева с прямым стволом, ни единой прямой ветки, а все причудливо покручено, словно дубы трепал ураганный ветер, начиная с малого ростка, – чуть поодаль, в ложбине, чернело озеро, но на его глади не заметно было никакого шевеления, будто это и не вода вовсе, а черный, тщательно отполированный алатырь-камень… И только на вершине мыса, который выдавался далеко в озеро, на небольшой и ровной, как стол, площадке, росла зеленая трава. Вершина светилась так ярко, словно откуда-то били солнечные лучи, однако это было невозможно хотя бы по той причине, что над ней клубились густые тучи и сквозь них не могло просочиться даже лунное сияние.

Велес… Это был Велес! Мысль шевельнулась в голове Морава и куда-то исчезла, утонула в огромных глазищах бога цвета темной летней зелени, который смотрел на юношу с каким-то странным интересом. Это продолжалось недолго. Раздался грохот, похожий на звуки камнепада, и Велес исчез, словно испарился. Но среди грома рушащихся скал Морав явственно расслышал медвежий рев, который странным образом сложился в слова: «Р-ра-а!.. Отдай долг! До-олг!!!»

Морав с трудом поднял неимоверно тяжелые веки и почувствовал, как в рот ему вливают какую-то жидкость. Он поперхнулся и закашлялся.

– Пей, пей до дна. И будешь жить…

Над ним склонился изможденный старик с металлическим обручем на шее. Похоже, это был трэль, раб викингов. Непонятно было, какого он племени, но явно не из тех, что жили по берегам Варяжского моря. Старик держал в руках небольшой глиняный кувшин и настойчиво пытался заставить юношу осушить его до дна.

– Что… в кувшине? – еле ворочая языком, спросил Морав.

– Не ведаю. Мне приказали привести тебя в чувство. Пей, это не отрава. Тебе сразу полегчает… – Старик говорил на языке данов, но со странным акцентом.

– Где я? – выдавил из себя юноша.

– Узнаешь… позже. А пока глотай.

Морав послушно приложился к горлышку кувшина, потому что в этот момент почувствовал нестерпимую жажду.

– Вот и ладно, вот и хорошо… – Старик с видимым удовольствием осклабился, показав юноше остатки своих желтых кривых зубов. – Вон кувшин с водой, – он показал, – а захочешь по нужному делу, там стоит бадья. А это, – трэль пододвинул к юноше большую деревянную миску с ячменной кашей, – еда. Уж прости, но мясо и рыбу не приказано тебе давать.

– Что это за место? Сколько я пробыл в беспамятстве? – Морав снова попытался выяснить, куда он попал, а главное, на какой срок зелье ульфхеднара погрузило его в беспамятство.

Юноша знал, что человек может пробыть под действием зелья не более пяти дней, а затем он постепенно удаляется в Навь и остановить его на этом гибельном пути невозможно. Правда, иногда Рогволд в особо тяжелых случаях держал тяжело раненных сонными и дольше, чтобы они набрались сил, но при этом он поил их особым отваром, который удерживал их в Яви.

Старик не удостоил его ответом.

– Поднимай! – прокричал он кому-то, усаживаясь на доску, привязанную к веревке в виде качелей.

Оказалось, что Морав находится в глубокой яме, выдолбленной в мягком известняке. Старика подняли, и на отверстие вверху с грохотом упала прочная деревянная решетка, расчертив кусочек блеклого неба квадратами. Юноша наконец полностью пришел в себя и осмотрелся. Выяснилось, что по рукам и ногам он закован в цепи; мало того, его талию охватывал обруч с замком и цепью, второй конец которой крепился к массивной железной скобе, вбитой в стенку ямы.

Морав с силой подергал цепь и, убедившись, что вырвать скобу со стены под силу разве что ётунам[124], постарался привести свои смятенные чувства в порядок. Сцена пленения тут же нарисовалась в его воображении во всех деталях. Как можно так бездарно опростоволоситься?! Это же надо – волкодлак, хоробрый, обладающий Силой и знаниями, которые неподвластны простым смертным, попался в сеть, словно глупая рыба. Какой позор!