Книга Дракон Третьего Рейха - Олег Угрюмов

— Шо? — недовольно спросил Салонюк, стряхивая с себя остатки сна, — Знову ци горе-охоронци гав на двори ловлять — И издал душераздирающий вопль, чтобы нерадивых бойцов как следует проняло. — Сидорчук! Перукарников! Що за люды в примищенни?! Хто их до мени пустив?

Оба ворвались в часовенку с автоматами наперевес и изумленными физиономиями.

— Що таке? — ахнул Сидорчук. Перукарников спохватился гораздо быстрее и дал длинную очередь в потолок.

— А ну стоять! Руки вверх!

Заметалось по часовенке пойманное эхо.

Грохот.

Шум.

Незнакомцы в панике повыскакивали кто куда и бросились врассыпную. Один протиснулся в двери, другие использовали в качестве аварийного выхода пролом в стене. Кто-то отчаянно форсировал узкое окошко, явно непригодное для этих целей. В сутолоке и беготне Сидорчука сбили с ног.

Осыпавшаяся штукатурка падала прямо за шиворот многострадальному Салонюку. Тоскливо поморщившись, он отряхнул голову, почистил, как мог, одежду.

— Беруться за дило, як пьяный за тын. И з цими солдатами я хочу выграты у нимцив та всих их повбываты.

Василь Сидорчук все еще катался по полу и пытался ухватить спасающихся бегством незнакомцев за ноги.

— Хапайте! Хапайте их скорише, бо втикуть!

Однако выяснилось, что «хапать», собственно, некого. Неизвестные скрылись в неизвестном направлении. Причем сделали это так же незаметно и загадочно, как и появились.

Возник на пороге заинтригованный Жабодыщенко со своим зайцем:

— Так шо це було?

— Та якись ворожи агенты, — важно ответил Сидорчук. — Мабуть, хотели взять в полон товарища Салонюка, та мы с Иваном вовремя их встигли.

— Товарищ Салонюк — мечта всех вражеских агентов на свете, — язвительно, но как бы про себя прокомментировал Перукарников. Однако Тарас его очень хорошо услышал.

— Ты, Перукарников, молодець: завжди кавардак зробыш из чого завгодно. Ну хто тебе просив палиты из ахтамата в кровлю?

— Я, товарищ Салонюк, решил немедленно действовать, пока эти диверсанты вас того, не прикончили. Потерю родного командира от рук вражеских наемников мы бы себе никогда не простили.

— Действовать треба було на двори, колы воны сюда кралыся, кстати, тут я их и сам застреляти мог: для цего всегда винтовку напоготови держу. А ось що ты робыв, поки я видпочивав в хати, це треба выяснить: — резонно возразил родной командир.

В окне появилась знакомая уже голова в капюшоне и весело затарахтела:

— Здравствуйте! В нашей общине сегодня день щедрости. И вчера тоже был день щедрости. И позавчера. И завтра будет день щедрости, и послезавтра… Простите, заговорился. Так вот, взгляните на этот ночной, гм… горшочек. Сейчас я вам покажу, как им можно пользоваться…

Все, остолбенев, наблюдали за этим явлением. Первым опомнился Салонюк, все еще белый от ~ насыпавшейся на него известки, а потому оч-чень страшный.

— А ну швыдко его спиймать та дознатыся, що це за цирк!

Повинуясь его команде, партизаны со всех ног кинулись во двор часовенки и принялись нарезать круги вокруг несчастного зданьица в тщетной попытке изловить злоумышленника.

— Що за чертивня? — пожал плечами Тарас. — Галлюцинация, чи то що?

Внезапно резкий голосок раздался прямо за его спиной. Салонюк резко обернулся и увидел, как незнакомец в капюшоне (неизвестно как просочившийся обратно) показывает ему на вытянутых руках некий странный предмет.

— Обратите внимание на этот муснямский чудо-рюкзачок! Видите, вот так в нем можно что-нибудь носить. Вот так — воду вычерпывать. Так — голову укрывать от дождя. Если его вот так привязать, то мусор складывать можно. Если его пухом набить, подушка неплохая получится. Если его продать, на жизнь заработать можно. Если его на свалку выкинуть, он вам мешать не будет. Да у нас такие рюкзачки просто нарасхват!

В окне за спиной Салонюка появилась голова обалдевшего Сидорчука:

— Ой, матинка ридна! Вин вже в хати балакае, скорше туды, хлопци!

Не успел Тарас сделать и несколько шагов по направлению к неведомому существу с целью ближе познакомиться с ним и уточнить его намерения, как недоверчивое «оно» снова растворилось в воздухе. А вместо него в часовенку влетели запыхавшиеся Маметов и Перукарников.

— Все, пора до ликаря, — дружески посоветовал себе Салонюк.

— Командира, командира, моя их смотреть, но плохо видеть, шайтан, однако, да?! — заорал Маметов тонким голосом.

Салонюк поднял палец, призывая всех к тишине. Вдалеке послышалось:

— Ну что, ты что-нибудь им продал?

— Нет, ничего.

— И мне не повезло. Какие-то они незаинтересованные.

— Ладно, пошли отсюда, пока бока не намяли. Ну и клиент нынче — такой нервный, такой дерганый…

Вбежал, растолкав всех, разгоряченный Жабодыщенко:

— Мого кроля нихто не бачив? Все молча переглянулись.

— Наверное, он в лес убежал, травки пощипать, — скрипучим голосом сказал Перукарников. — Жабодыщенко, ну куда твой заяц мог деться? Поищи хорошенько.

Жабодыщенко произнес с надрывом:

— Во падлюки, зайця сперли!

Огорченный потерей почти что приготовленного зайца, Жабодыщенко углубился в лес далее положенного по всем правилам безопасности и выживания в чужом и незнакомом месте. Поэтому его дикие крики и вопли были принесены ветром только отчасти.

— Ай, щоб тоби!… — удалось расслышать его товарищам.

Они бросились на звук с хорошей начальной скоростью — хоть на Олимпиаду посылай отстаивать честь и достоинство державы, — а потому довольно быстро достигли места событий.

События были озвучены со вкусом: нечленораздельное бормотание, треск ломающихся веток, пыхтение и отчаянный поросячий визг.

Поспешив на звук, партизаны вскоре стали свидетелями большой человеческой драмы — на краю огромной ямы-ловушки висел, ухватившись за торчащие корни деревьев, покрасневший от напряжения Жабодыщенко, а на дне метался крупный лесной кабан, визжавший от испуга.

Первым к пострадавшему приблизился Салонюк, склонный философски и критически оценивать ситуацию:

— Ну що, мысливець, догрався?

Жабодыщенко оборотил к командиру отчаянное лицо с молящими глазами:

— Ой, хлопци, допоможить! Скорише, бо впаду зараз!

Сидорчук с Перукарниковым и Маметовым бросились на выручку, но очень быстро обнаружилось, что вытащить Жабодыщенко — дело не простое и требует крайнего напряжения всех сил. Далее разыгрывается следующая постановка.

Сидорчук, покрасневший от напряжения, держит Жабодыщенко за шиворот:

— Ще трохи, и я лопну.