Книга По ту сторону жизни - Екатерина Лесина

— Младший тратит деньги старшего, притворяясь, что укрепляет семейное состояние. — Вильгельм не стал снимать пальто, напротив, поднял воротник и шарф расправил, спрятав в складках его длинный нос. — Покупает картины и… перепродает, заказав копию для собрания. К чему такие сложности?

К кофе подавали пресные булочки и острое имбирное печенье. Сливочное масло. Мороженое, которое готовили здесь же, из свежайших сливок и темного тростникового сахара. Это было своего рода волшебством… да, именно волшебством, именно сила придавала мороженому особый вкус.

— Старший не так прост, как кажется? — предположила я. — Может, он готов вкладываться в живопись, но именно вкладываться, а не давать деньги на пустые развлечения?

— Вариант.

Кофе мне подали в крохотной чашке, а вот инквизиторам принесли высокие бокалы кофейного напитка, украшенного пеной взбитых сливок.

— В любом случае Бертика все устраивало, пока у старшенького не появилась сердечная привязанность. Вдруг бы женился, а у Нормы характер… с нее вполне бы сталось сунуть нос в эту, простите боги, коллекцию, а там бы и факт мошенничества всплыл бы…

— Из-за этого убивать? — Вильгельм втянул сладкую пену и зажмурился.

— Не только из-за этого… — я постучала пальцем по клетчатой скатерти. — Он привык считать состояние своим… у Нормана что-то там с сердцем, долго он не протянет, а наследник один, Берти… но если бы появились свои дети… да и без детей жена могла бы претендовать на часть состояния… добавим обман и…

— Завещание? — предположил Диттер.

Вот он пробовал напиток аккуратно, будто опасаясь, что отравят. Очаровательная паранойя…

— Значит, Норма мешала как минимум двоим. — Вильгельм стащил у меня печеньице, сунул в рот и в следующий момент скривился. А что, имбиря здесь добавляют от души, и постоянные посетители знают, сколь специфичны местные сладости.

Отсюда возникает вопрос: а так ли все просто?..

Утренние газеты писали о жестоком убийстве, но как-то так… скучно, что ли? Помнится, в прошлом году, когда приезжий учитель застрелил свою невесту, прибывшую на курорт в сопровождении некоего весьма состоятельного господина, газеты старались. Писали так, что даже у меня на глаза слезы наворачивались, так их всех жалко было, и учителя, страстью обуянного, и несчастную девицу, которой захотелось попробовать жизни иной, и даже любовника ее, попавшего в центр скандала. А тут… сухие строки.

Размытые снимки.

Туманные перспективы следствия. И мой список, на который я пыталась взглянуть иначе… к сожалению, о многих я знала не слишком хорошо. Взять хотя бы Гертруду… семья у нее имелась, но что за семья? А вот про этого Конрада впервые слышу. Адлар — дело другое, с ним единственным мы, пожалуй, подолгу беседовали на темы отвлеченные.

У него был брат. Сводный. Обычное дело… брак по расчету, законный наследник и условная свобода при соблюдении внешних приличий. Вовремя закрытые глаза и толика благоразумия, значительно облегчающая жизнь обоим супругам. И поздняя любовь, нарушившая правила.

Адлар редко говорил о той женщине. Как-то обмолвился лишь, что отец совсем потерял голову и ушел из дому, отчего матушка его страдает…

О том, что отец грозится переписать завещание на малолетнего его брата. Малолетнего. Насколько малолетнего?

Не переписал. Помнится, преставился пару лет тому назад, оставив и любовницу, и ее сыночка на попечение Адлару, который этакому подарку не обрадовался совершенно. Матушка… матушка, кажется, жива… и навестить ее стоит. Сдается мне, что нам будет о чем поговорить.

Отговаривать меня не стали.

Лишь Диттер буркнул:

— Я с тобой.

А Вильгельм кивнул, подтверждая: он со мной. У самого же дознавателя, после вчерашней прогулки обзаведшегося стойким насморком, явно были иные планы на вечер.

Мне случалось бывать дома у Адлара, но я запомнила это место несколько иным, более светлым, что ли? И менее ярким.

Нам открыла девица несколько неопрятного вида и, окинув насмешливым взглядом, сказала:

— Госпожа изволят отдыхать…

При этом девица не прекращала жевать. И попахивало от нее спиртным. Что-то сомнительно, чтобы фрау Биртхольдер позволила бы подобной особе остаться в доме.

И если так…

— Мне нужна фрау Биртхольдер, — сказала я, сунув ногу в дверной проем, и девица не отказала себе в удовольствии по этой ноге дверью бахнуть.

Зря, между прочим.

Она была медлительна, а я, в отличие от упырей, в приглашениях не нуждаюсь. Пальцы слегка сдавили мягкое горло, и я подтянула девицу к себе. Встряхнула. Приподняла.

Что характерно, Диттер не спешил вмешиваться.

— Что здесь происходит? — вежливо поинтересовалась я и улыбнулась, клыки демонстрируя. Девица откровенно побледнела, забулькала и сделала попытку лишиться чувств. Пришлось отпустить.

Пара пощечин и купание в ближайшей луже — дождь шел всю ночь и в лужах недостатка не было — привели горе-горничную в чувство.

— Я… я… я ничего не знаю.

И выбраться попыталась. Из лужи.

— Я тут служу…

— Как давно?

Оказалось, недавно, всего-то месяца два как ее наняли, не через агентство, просто объявление в газету подали, а уж она пришла.

Рекомендаций у нее не было. И опыта тоже. И… Ее приняли.

Господин очень добр, а хозяйка не смеет ему перечить. Какая хозяйка? Которая мать молодого хозяина, а он совсем маленький и ничего не понимает. Он добрый, но господин его не очень любит. У господина тяжелая рука, правда, он отходчивый и…

Из этого словесного потока удалось вычленить следующее: завещание покойный Биртхольдер все-таки оставил и отнюдь не в пользу супруги. Да, старший сын получал титул и долю в капиталах, а еще сомнительное право распоряжаться имуществом малолетнего брата, который и становился главным наследником. И да, Адлар, может, и не испытывал к мальчишке особой любви, но присваивать деньги не стал бы. Напротив, он со всей своей совестливостью управлял бы семейными активами честно…

В отличие от дуры, которая, получив наследство, не нашла ничего лучше, как тут же нанять управляющего, а потом выскочить за него замуж.

Что ж… Бывает. Но меня куда больше интересовало, где отыскать вдову Биртхольдер… и я знала, кто мне может помочь.

ГЛАВА 35

Фрау Биттершнилыд попивала чай, и за спиной ее тенью держалась бледная девица самого изможденного вида. Серое бумазейное платье удивительным образом подчеркивало общую нескладность девицы. Тощие ее руки, чересчур длинную шею и какое-то мелкое, словно скукоженное, личико.

— Живой еще, — сказала ведьма, указав мизинчиком на дознавателя. — Ишь ты… сама к нему снизошла… стало быть, не все ладно в нашем захолустье.