Книга Тиберий Гракх - Александр Немировский

* * *

Римские легионы стояли под стенами Сиракуз. Высокие, сложенные из массивных каменных блоков, они ошеломляли каждого, кто видел их впервые.

Первый натиск не принес успеха. Огромное войско отхлынуло, отброшенное тучей стрел и дротиков. Под стенами, словно огромные насекомые, лежали изуродованные и обгорелые римские военные машины и осадные лестницы. Из уст в уста передавался слух, в который трудно было бы поверить, если б не сотни очевидцев. Когда одному из римских таранов удалось пробить в стене брешь, со стены спустилась огромная железная рука. Зацепив таран, как игрушку, чудовище подняло его и обрушило на головы римлян.

Слухи о чудовище, прирученном сиракузянами, были нелепы и опасны. Марцеллу пришлось построить легионы и объяснить, что фокус с тараном подстроил один наглый грек, который будет за это примерно наказан. Имени грека консул не назвал. Кроме того, желая успокоить воинов, он объявил им, что Сиракузы на днях будут взяты. О том, как это случится, Марцелл также не сказал. Но воины знали, что флот давно уже готовится для атаки на город с моря.

Ранним утром римский флот приблизился к Сиракузам. Марцелл знал, что стена, защищающая гавань, ниже той, которая была преградой со стороны суши. Поэтому он отобрал корабли с высокими бортами и поставил лучших стрелков на мачты, приказав им засыпать стрелами осажденных. Кроме того, он скрепил восемь судов балками и приказал кормчим подвести это сооружение прямо к стенам. На связанных таким образом судах поместили тараны и баллисты. Ничто не мешало им действовать, как на суше.

Корабли разделились на два клина. Один двинулся налево, чтобы ударить на стены Сиракуз со стороны островка Ортигии, другой клин нацелился на малую гавань в той части города, которая называлась Акрадиной. Марцелл видел со стороны моря эту часть города. Храмы сверкали мрамором. Краснела черепица особняков. Марцелл вспомнил, что его дом в Риме крыт дранкой, как у многих других.

Стены Сиракуз приближались. Уже видны их каменные блоки. Город спал, не ожидая нападения с моря.

Консул взмахнул флажком. Один из кораблей рванулся вперед, другие стали разворачиваться в цепь, прикрывая справа и слева восемь связанных кораблей. Стены по-прежнему были пусты. Корабль подошел к ним почти вплотную. Но что это? Из-за стены поднялась огромная железная рука, оканчивающаяся крюком наподобие клюва. Внезапно она упала на палубу и, зацепив люк, стала тащить корабль вверх. Еще несколько мгновений – и корабль начал бешено раскачиваться в воздухе. Замелькали человеческие фигурки. Одни падали в воду, другие перелетали за стены и исчезали в, казалось бы, безлюдном городе.

Вдруг огромный камень, весом, наверное, в десять талантов, обрушился на неповоротливую восьмерку кораблей. И тотчас на стенах появились люди, сотни людей. Они наблюдали за тем, как из невидимой со стороны моря машины вылетают огромные глыбы. Восьмерка трирем стала отличной мишенью. Ни один снаряд не миновал ее.

Марцелл отступил, бросив на произвол судьбы соединенные триремы. Все стихло. А потом послышался громкий крик. Это не были обычные для греков победные возгласы. Кто-то управлял огромным хором.

– Ар-хи-мед! – кричали жители Сиракуз.

– Ар-хи-мед!

Это слово било по отступающим, как удары молота.

– Ар-хи-мед!

Три имени

Рассказ, вводящий в перипетии раздутого Цицероном заговора Каталины, основан на подлинной речи великого оратора, произнесенной в год его консульства (63 г. до н. э.).

Перевернув песочные часы, Цицерон выбежал в перистиль. Полная луна освещала дорожку, ведущую к калитке. Ни звука. Казалось, все в мире уснуло, и тревожные мысли, не дававшие успокоиться и в эту ночь, не более чем игра воображения.

«И могу ли я, консул, основываясь на слухах, выступить утром перед сенаторами и раскрыть картину разветвленного заговора против республики? Ведь и так мои недруги, возводящие свой род к разбойникам времени Ромула, а то и к беглецу из Трои Энею, готовы воспользоваться любой моей оплошностью. Кто-то из них прямо сказал: «Трусость не украшает консула», а другой добавил, чтобы всем было ясно, о каком консуле идет речь: «Особенно если он чужак».

Да, я из Арпина, города вольсков, мои прадеды воевали с римлянами, и разве они одни? И разве Рим обязан своими победами, своей славой одним коренным римлянам? Кто замостил болото под Палатином, превратив его в Форум? Кто соорудил Великий цирк? Кто построил храм Юпитера Капитолийского? Этруски. Кто создал римскую литературу? Греки, кампанцы, карфагеняне. Кто отразил нападение варварских полчищ на Рим? Избранный семь раз консулом Гай Марий, такой же арпинец, как я. И наконец, кто сейчас злоумышляет против Рима? Чужак? Нет! Выходец из древнейшего рода Сергиев, тех, что пришли в Италию вместе с Энеем… Луций Сергий Катилина.

Интересно, догадывается ли он о том, что все происходящее в его доме мне известно? Я лишь не знаю, кого он отправил в Фезулы поднимать мятеж среди этрусков, кого – в Пиценскую область, кого – в Апулию. Мне нужно всего три имени, и самонадеянный патриций будет раздавлен, как червь, и никто из таких же гордящихся своим происхождением нобилей, сидящих на сенаторских скамьях, не осмелится назвать меня вслух чужаком. Но что же они запаздывают, эти имена, вернее та, что должна их принести?

Конечно, замужней женщине нелегко покинуть ночью дом и пробираться по темным улицам одной. Доверить же эти три имени Фульвия не решится никому. Раб в надежде получить свободу может отнести письмо не мне, а господину, и тогда станет ясно, откуда Фульвия знает, что происходит в доме Катилины и его друзей за закрытыми дверями. Всплывет имя Квинта Курия, такого же негодяя и развратника, как и Катилина, и муж пошлет развод, а Фульвии хочется сохранить и мужа, и любовника. О времена! О нравы!

А может быть, эта развратница подкуплена Каталиной и давно уже приносит ко мне домой небылицы, чтобы я потерял равновесие и подставил себя под удар? Ведь кто поверит, что заговорщики, дабы лучше осязать друг друга, пьют из чашки человеческую кровь? Меня спросят: «И кого они убили? Назови имя». Нет, об этом лучше не говорить. Впрочем, если будут известны имена. Всего три имени… И тогда можно вспомнить не только это, но и говорить все, что только придет в голову. Допустим, что Катилина раздал факелы для поджога Рима или убил собственного сына, чтобы угодить любовнице. Пусть вовсе и не было этого сына, но ты это докажи, Луций Сергий Катилина. А любовница, конечно, была. У кого ее не было? О! Как она прекрасна, подружка Катилины Семпрония. Да она танцует лучше, чем нужно честной женщине. Но какой прок от честной женщины, если в ней нет грации и обаяния?»

Раздался тихий стук… Как всегда, три раза. Сердце Цицерона бешено забилось. Он рванулся к калитке и дрожащей рукой отдернул щеколду. Если бы не запах аравийских благовоний, вошедшую можно было бы принять по одеянию за мужчину.

– Сегодня мне не нужно подробностей, – прошептал Цицерон. – Только имена посланцев Каталины, и ты будешь вознаграждена, как никогда.