Книга Рыжая Соня и подземелье Пифона - Питер Нейл

— То-то здесь слишком легко дышалось,— проворчал кто-то из воинов, и Соня едва заметно улыбнулась.

— Магия подобия,— пояснил Север.

— Клин клином вышибают,— убежденно кивнул Кучулуг.

Воины, заметно оживившись, заговорили.

Вскоре почти все высказались по этому поводу и умолкли. Одновременно и Халима закончила простенькое колдовство, действие которого почти сразу ощутили на себе все.

Соня так и не поняла, изгнала ли колдунья ядовитый дым или просто перебила его запах, но в горле перестало першить, и она поймала себя на том, что дышит теперь свободно, даже с удовольствием. Зато одуряющей жары чары колдуньи не сняли.

— Все! Не могу больше! — раздраженно заявила наконец Соня и начала раздеваться.

Она быстро скинула невысокие сапоги, сняла кольчужную рубаху, за ней — штаны и плотную одежду, которую обычно надевали под доспехи. Оставшись лишь в тонком, полупрозрачном белье, она натянула поверх него кольчугу и на этом успокоилась, не обращая внимания на то, что выглядит во всем этом полуголой.

Халима следила за ней с нарочито брезгливым выражением лица, ясно говорившим о том, что порядочная девушка себе такого позволять не должна. Но рыжекудрая красавица, казалось, даже не заметила этого. Север видел восхищенные взгляды воинов, почти ненавидящий — Халимы и ухмыльнулся: Соня есть Соня, ничто ее не изменит. Быть может, кто-то и впрямь мог бы назвать такое поведение бесстыдным, но здесь, похоже, так думала только колдунья. Мужчины же почти сразу последовали примеру его подруги, и вскоре многие остались в кольчужных доспехах поверх набедренных повязок.

Вожак пожал плечами и тоже разделся, сразу почувствовав себя значительно лучше и невольно подумав о том, насколько глупы многие придуманные людьми правила поведения.

Аккуратно сложив одежду, он подсел к своей подруге, которая уже нарезала мясо и хлеб и теперь разливала вино. Она протянула Северу наполненный кубок, уселась рядом, прижавшись к нему спиной, и положила голову на плечо возлюбленного. Некоторое время оба молча жевали. Потом девушка заговорила, не меняя позы:

— Как ты думаешь, завтра дышать будет легче?

— Похоже, нам предстоит перебраться через границу огня,— проглотив кусок, ответил Вожак.

— Но почему он ушел так глубоко? — удивилась Соня.— Ведь последнее пятно попалось нам с той стороны зала у самого входа. Там и должен был находиться последний очаг пожара.

— Да,— кивнул Север,— если бы на полу не было толстого слоя этой трухи.

Он поддел носком сапога плотно слежавшийся пласт непонятного происхождения, чем-то походивший на смесь глины, торфа и древесных опилок.

— Откуда она вообще взялась? Эта труха?

— А ты не посмотрела?

— Признаться — нет.

Соня поднесла к губам кубок и сделала хороший глоток вина.

Утолив голод и немного отдохнув, она почувствовала себя гораздо лучше. И, быть может, от вина отступила головная боль.

Девушка с улыбкой посмотрела на сидевших рядом воинов, которые явно прислушивались к их разговору.

— А я посмотрел.

— Не томи…— просительно протянула девушка.

— Ладно,— согласился он.— Так вот, я бы сказал, что это смесь костяных осколков, древесной трухи и крысиного помета. Как это ни странно, но горело, похоже, там, где больше помета, а вот труха до сих пор тлеет.

— Помет, говоришь, горел? — переспросила Соня и даже жевать перестала от удивления.— Да откуда его здесь столько? — Она обвела изумленным взглядом огромный зал, стены которого терялись в невообразимой дали. И отовсюду поднимались столбы дыма. Причудливо переплетаясь, они тянулись к выходу, через который вошел сюда отряд.— В некоторых местах я чуть ли не по колено проваливалась в пепел!

— Откуда? — Север заглянул в кубок, словно на дне его надеялся найти ответ на вопрос своей подруги.— Ты обратила внимание на то, что кроме пепла и дымящихся фекалий на полу валяются только обглоданные скелеты, причем совсем свежие? — Он видел, что все больше воинов начинало следить за их разговором.— Остались только колонны.— Он окинул взглядом ближайшие гранитные столбы и тонувшие в темноте стены.— Ни гобеленов, ни мебели, ни перегородок, ни стенных панелей — ничего не осталось. Куда все делось?

— И куда же все делось? — тряхнув рыжими кудрями, весело спросила Соня, и многие воины почему-то заулыбались.

— Съели! — хмыкнул Север.

— Съели…— протянула Соня, не зная, верить ему или нет.

— Съели,— убежденно повторил Вожак.— Должны же они чем-то питаться?

— Но мы же говорили…— начала было девушка, но Север жестом остановил ее.

— Это хищники ели мясо, а те, кого сожрали хищники, питались мебелью.

— Здорово!

— Ну! — Север пожал плечами.— Здорово или нет, но мы брели целый день по тому, что от них осталось.

— Нет, это грандиозно! — заметила Соня.— Тридцать веков зубастая мелочь грызла мебель и испражнялась. Другая зубастая дрянь пожирала первую и тоже испражнялась. Тебе не кажется, что это слишком?

— О чем это ты?

— Да о том, что никакой мебели не хватило бы на тридцать веков сплошного пиршества.

— Это зависит от того, сколько было едоков,— спокойно возразил Вожак.— Хотя, думаю, мебелью дело, конечно же, не ограничилось.

— А ты это о чем?

— Я хочу сказать, что тех, на кого охотятся крупные хищники, мы пока не видели. Ты заметила, сколько здесь скелетов? Что они вообще тут делали? Эти охотники, или убийцы, как назвала их Халима? Значит ли это, что и те, кем они питаются, тоже заглядывают сюда?

— К чему ты клонишь? — все еще не понимала Соня.

— А ты заметила, что мы не видели ни одного старого скелета? — Он продолжал задавать вопрос за вопросом.— Только свежие? Те, что зубастая мелочь сгрызть не успела?

Девушка задумалась над его словами, и некоторое время никто не нарушал молчания.

* * *

Хэлдир уложил поудобнее за плечами мешок, поправил висевший на боку короткий меч и, сжав в левой руке отполированный бесчисленными прикосновениями посох, шагнул в дверной проем. Затворив на ключ дверь, он очутился в полной темноте и замер, ожидая, когда глаза немного привыкнут. Издалека, с другого конца длинного подземного хода, неприятно тянуло гарью, но пока запах едва ощущался. Посчитав, что времени прошло достаточно, маг тихонько стукнул посохом об пол, и вершина его начала испускать сияние, слабое, но вполне достаточное, чтобы ориентироваться в темноте. Однако старец поморщился и недовольно тряхнул посохом, чтобы свечение ослабло: никто из идущих впереди не должен заметить его присутствия, по крайней мере, до тех пор, пока он сам не решит обнаружить себя. Теперь посох освещал лишь пространство на расстоянии вытянутой руки, но Хэлдир знал, что скоро глаза его станут более чувствительными и он сможет видеть дальше.