Книга Пётр Первый - Ирина Щеглова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не в состоянии усидеть на месте, он отправился среди зимы посмотреть, как ведутся работы на Ладожском канале; затем поехал на заводы в Старую Руссу и к олонецким кузнецам. Там он расположился перед наковальней, выковал восемнадцать пудов железа и потребовал от хозяина кузнечного цеха заплатить ему за работу как простому рабочему, получил деньги и заявил, что на эту сумму он сможет купить себе пару сапог. Несмотря на плохую погоду, он уехал из Олонца верхом на лошади. В Лахте, маленькой деревушке недалеко от Санкт-Петербурга, он увидел, что плывший из Кронштадта бот с солдатами сел на мель недалеко от берега. Не раздумывая, царь бросился в ледяную воду спасать людей. Он метался взад-вперед, выкрикивая приказы. Стоя по грудь в воде, он гордился тем, что еще способен на сверхчеловеческие усилия. Он, который столько раз жертвовал тысячами жизней во имя государства, легко рисковал собственной жизнью, чтобы спасти нескольких несчастных, потерпевших бедствие. Всех удалось вытащить на берег целыми и невредимыми. Царь был безумно рад. В пятьдесят два года он вел себя так же, как в двадцать. Но это приключение окончательно расшатало его здоровье. Он вернулся в Санкт-Петербург в сильнейшей лихорадке. По своей старой привычке он пренебрег болезнью. Он, как писал Кампредон, каждый день ходил по домам своих придворных со свитой в двести человек и музыкантами, которые пели, развлекались, пили и ели за счет хозяев.
Рождественский ужин стал для царя поводом для новых кутежей. Будучи больным, он пил и ел без меры, несмотря на предостережения докторов. Через некоторое время он слег. Но, даже лежа в постели, работал. Вспомнив о научной экспедиции, в которую он отправил датчанина Витуса Беринга, царь писал ему, что его плохое самочувствие не позволяет ему выходить из комнаты, что у него теперь есть время подумать о тех проектах, которые так и остались нереализованными. И так как теперь у страны не осталось больше внешних врагов, которых стоило бы опасаться, настало время прославить Россию искусствами и наукой. Состояние здоровья царя резко ухудшалось. Доктора Паулсон и Блюментрост диагностировали камни в почках, обостренные рецидивом старого венерического заболевания. В ночь с 20-го на 21 января 1721 года Петр жаловался на резкое задержание мочи. По совету итальянского доктора Лазаротти 23 января 1725 года английский хирург Хорн сделал царю пункцию. «Из него вышло около четырех фунтов мочи, – писал Кампредон. – В ней был гной и частицы плоти». Царь, которому сразу же стало легче, съел несколько ложек овсянки. Он исповедовался и причащался. Три дня подряд. «Я верю, я надеюсь», – шептал он. Он хотел окончить свои дни как благочестивый сын Церкви, быть может из-за того, что хотел забыть прежние оскорбления, нанесенные им духовенству. Вскоре боли возобновились. У врачей не было сомнения – начиналась гангрена шейки мочевого пузыря. Не в силах выносить страдания, Петр тихо стонал. Екатерина не покидала его изголовья ни днем, ни ночью. Она рыдала и несколько раз падала в обморок, хотя, со всей очевидностью, агония царя была для нее счастливым избавлением. В залах Зимнего дворца члены Сената и Святейшего синода, придворные, офицеры гвардейского полка и моряки ловили в тишине малейшие звуки из комнаты больного. В церквях молился народ. Но на что он надеялся в действительности? На выздоровление или смерть?
Несомненно, Петр достойно служил своему народу, отодвинув границы империи и преумножив ее богатства. Однако скромные граждане не так остро ощущали эту славу, а почувствовали на себе ту цену, которая за это была заплачена. Они охотно бы вернули Ливонию и Швецию в обмен на уменьшение налогов. Еще свежа была память о тех тысячах людей, которые погибли на строительстве Ладожского канала. Фасады дворцов, появившихся на берегу Невы, радовали их глаз, но не насыщали желудок. Для них Петр Великий ассоциировался с дорогим хлебом, доносами, пытками, притеснениями священников, закреплением крепостничества. Если Бог позвал его к себе, может, теперь Россия вздохнет с облегчением?
Совсем по-другому вопрос стоял для высокопоставленных чиновников, которые в передней просчитывали последствия кончины царя. В своем указе от 5 февраля 1722 года Петр установил право назначения преемника престола. Но он еще пока не объявил о своем выборе. Если он и дальше будет молчать, то трон достанется маленькому Петру, сыну «мученика» Алексея, который, как единственный законный наследник, взойдет на трон. Об этом ли думал царь? Больше всех волновалась Екатерина. Будучи еще в опале, она опасалась раздражения умирающего по поводу этой деликатной темы. Она решилась лишь на рыдания, чтобы доказать ему, как он ей дорог и как он был прав, провозгласив ее императрицей. Затем, когда он задремал, она поспешила в соседнюю комнату, чтобы переговорить с Меншиковым, Бутурлиным и Толстым.
26 января царь, собрав последние усилия, продиктовал несколько распоряжений. Но они не касались передачи короны. Царь подписал манифест, освобождающий всех сосланных на каторжные работы, объявил многим осужденным прощение, за исключением тех, кто был виновен в убийствах, амнистировал заключенных, осужденных за нарушение воинского устава. На следующий день в два часа пополудни он вышел из оцепенения, попросил свой письменный прибор и с трудом нацарапал несколько слов на бумаге. Встревоженная Екатерина прочла: «Отдайте все…» Перо выскользнуло из рук царя и упало на пол. Голова его откинулась на подушку. Он был не в силах закончить фразу. О ком думал он, начиная свое послание: о маленьком Петре или о Екатерине? В момент прояснения сознания он велел позвать свою дочь Анну. Она прибежала. Жестами он дал ей понять, что хочет, чтобы она писала под его диктовку. Анна склонилась над кроватью. Рядом с ней Екатерина, затаив дыхание, ожидала вердикт. Невнятное бормотание вышло из уст Петра. Невозможно было понять, что он говорит. У него начались конвульсии. Царь прерывисто дышал, корчился, изо рта у него пошла пена. Он хотел доказать свое всемогущество, назвав того или ту, кто будет править Россией после него, но не имел сил или желания это сделать. Он пропустил подходящий момент, и эта проблема так и осталась нерешенной. Теперь земные проблемы его больше не интересовали. Пока царь доживал свои последние часы, Екатерина, Меншиков, Толстой и Бутурлин снова собрались, чтобы выработать план поведения. Двор разделился на два лагеря. Одни хотели видеть наследником престола Великого князя Петра, внука императора. Их было мало, и влияние их было не сильно. Это были представители старой русской аристократии, которых умирающий царь хотел отстранить от власти и передать бразды правления новому направлению. С другой стороны, вокруг Екатерины собрались активные сподвижники Петра, люди энергичные, опытные и полезные: Меншиков, Толстой, Апраксин, Бутурлин. Они знали, что, если трон достанется Екатерине, их будущее будет обеспечено. Их поддерживал Святейший синод. И что было еще важнее – гвардия. Да и как могло быть иначе, если Меншиков и Бутурлин были полковниками Преображенского и Семеновского полков? В ночь с 27-го на 28 января сторонники Екатерины отправились по казармам, подготавливать армию к восшествию женщины на российский престол. Во дворце никто не спал. Петр дышал все тяжелее. Под белым ночным колпаком с зелеными лентами его лицо корчилось в жалких гримасах. Он уже с трудом узнавал близких. И уже невозможно было смотреть, как этот пятидесятитрехлетний человек борется за последние мгновения жизни. Наконец, 28 января 1725 года, в шесть часов утра он сделал последний вздох. Екатерина упала на колени и воскликнула: «Откройтесь, врата рая, чтобы впустить эту душу ангела!» Но в глубине души она благодарила Бога за то, что Он так своевременно освободил ее от подозрительного и мстительного мужа. С восковым лицом и ниточкой рта под топорщившимися усами, закрыв глаза, исполин почил под балдахином в своей постели. Ему скрестили на груди большие натруженные руки. Огромные свечи горели вокруг его ложа. Здесь уже были священники с огромными кадилами, которые источали сладковатый запах ладана. Сто один пушечный залп был сделан с крепости. Траурно звонили колокола всех церквей. Снег крупными хлопьями валил над просыпающимся городом.