Книга Власть научного знания - Нико Штер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это должно было бы послужить уроком для климатического дискурса. Здесь тоже выбор конкретных действий происходит со ссылкой на авторитет науки, несмотря на то, что принятие адекватных мер по существу является политическим решением. В отношении расового дискурса это означает, что даже если бы выводы евгеники были «истинными», из этого бы не следовало автоматически, что жизнь конкретных людей можно назвать «недостойной», а самих их лишить права на размножение или даже уничтожить. Если такая позиция прочно утвердилась бы на основании прав человека и солидарности, то нацистская расовая политика столкнулась бы с серьезными трудностями. В реальной истории ситуация была обратной: в условиях отсутствия дискурса о правах человека существование евгеники и ее авторитет как науки сильно упростили планирование и реализацию политики уничтожения в нацистской Германии.
Какие выводы отсюда следуют применительно к климатической политике? Могут ли те, кто принимает политические решения, апеллировать к результатам научных исследований и к авторитету науки? И какие ненаучные принципы можно использовать для того, чтобы добиться разумной политики? Безусловно, существует прочный научный консенсус в отношении признания факта антропогенного глобального потепления и его причин. Однако он не скажет нам, что делать. Некоторые именитые ученые требуют кардинально снизить уровень эмиссий углекислого газа в ближайшие десятилетия. Однако до сих пор мировое сообщество не приняло это предложение, стало быть, надо думать, какие здесь возможны альтернативы. Если бы общество было готово к принятию превентивных и/или адаптивных мер, то не было бы и необходимости в новых научных исследованиях, от которых как раз и ждут, что они создадут условия для возникновения этой готовности. А если мы видим в изменении климата угрозу, которой мы хотим избежать, то нам следовало бы попытаться уменьшить нашу уязвимость и принять адаптивные меры (как то: защита берегов и морских побережий, улучшение инфраструктуры и обеспечение стабильного сельскохозяйственного производства). Как и в других отраслях политики, нам приходится действовать на основе неполной информации, следуя принципу инкрементализма. Социальная и экономическая политика – вот наиболее характерные примеры областей, в которых политики, как правило, принимают решения, не дожидаясь новых или более полных отчетов об изученности проблемы. Такие отчеты обычно используются в качестве козырей в попытках убедить противника в правильности выбора, в остальных случаях на них просто не обращают внимания.
Логично было бы предположить, что в начале XXI-го века наши экономические модели будут гораздо эффективнее, чем модели 1930х годов, благодаря чему мы будем гораздо надежнее защищены от обвала конъюнктуры. Однако это иллюзия, и на самом деле все обстоит не так. Это, впрочем, не означает, что за прошедшие десятилетия экономическая наука не продвинулась вперед – как раз наоборот. Политические решения и меры могут разрабатываться и без научных теорий и авторитетов, а иногда и вопреки им. Точно так же увеличились и наши знания о геофизике климатической системы – и они будут продолжать увеличиваться. Но это не означает, что в то же время возросла наша способность к действию. Возрастет ли она когда-нибудь, во многом зависит от технологических инноваций и социальных практик, которые мы должны сформировать.
Есть и другое бросающееся в глаза сходство между дискурсом о расе и дискурсом о климате. И тот, и другой являются наглядным примером технократического подхода к политике, и тот, и другой не предъявляют нам некое политическое решение, а говорят, чего от нас «требует наука». Так политические решения превращаются в научные и технические вопросы. Нацисты брали главные проблемы современности – проблемы расы, пола, преступности и бедности – и превращали их в медицинские или биологические проблемы: «Они утверждали, что Германия находится на грани расового коллапса, и расовая гигиена необходима для того, чтобы защитить Германию от “расового самоубийства”» (Proctor, 1988a: 286). Климатологи говорят нам, что «ради спасения планеты» наука требует сокращения выбросов парниковых газов на 80 процентов до 2050-го года.
За несколько месяцев до саммита в Копенгагене генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун сказал:
Переговоры о климате идут гляциальными темпами. Ледники на нашей планете тают теперь быстрее, чем предпринимаются усилия защитить их и нас. Если в Копенгагене не будет достигнута договоренность по широкому кругу вопросов, это будет непростительно с моральной точки зрения, недальновидно с точки зрения экономики и неумно с точки зрения политики. […] Этого требует наука. Это необходимо мировой экономике (№e Associated Press, 22-е сентября 2009 г.).
В заключение мы обратимся к вопросу о том, насколько оправданна надежда, выраженная Отто Нойратом и другими: можно ли объединить общество при помощи науки? Можно ли разрешить политические конфликты при помощи рациональной научной аргументации? Давайте вспомним максиму Нойрата, согласно которой «метафизические понятия разобщают, научные – объединяют». Если идеологические и политические аспекты мы причислим к метафизическим, то придем к удивительному выводу. В случае Кейнса практические политические меры основывались в первую очередь на политических решениях. Кейнс хотя и был сторонником технократического (и элитарного) мировоззрения, в решающие моменты
поступал иначе. В своих рекомендациях относительно экономической политики он учитывал социально-политическую проблему «негибкой заработной платы» и уважал власть профсоюзов. Свои рекомендации он разрабатывал в противоположность неоклассическим моделям рыночного равновесия, которые предполагали радикальное сокращение оплаты труда. В случае евгеники нацисты использовали идеологию для объединения большей части немецкого народа, а науку – для оправдания своих программ уничтожения. В климатическом дискурсе мы наблюдаем обеспокоенность общественности серьезными последствиями изменения климата (по данным социологических опросов). Однако когда дело доходит до политических мер, наука используется для разделения, а не объединения. Из-за ложного понимания отношения между авторитетным знанием и политической властью разгорелась борьба за «правильное» понимание климатической системы, которое должно было стать основой практических действий. В результате многие граждане, которые в целом были готовы обсуждать превентивные меры, вообще утратили интерес к проблеме. Многим кажется, что от них теперь ждут, чтобы они присоединились к научной платформе, которая либо выше их понимания, либо сомнительна сама по себе. Возможно, ирония как раз и заключается в том, что научный диспут об изменении климата имеет все признаки религиозной войны.
Abelshauser, Werner. 1999. ‘War Industry and ‘Wirtschaftwunder’: Germany’s Economic Mobilization for World War II and Economic Success in the Postwar Period.’ Vierteljahrshefte für Zeitgeschichte 47(4): 503–538.
Abrams, Philip. 1985. “The Uses of British Sociology, 1831–1932”, in: Martin Bulmer (Ed.) Essays on the History of British Sociological Research, Cambridge. P. 181–205.
Abt, Clark W. (Ed.) 1979. Perspectives on the Costs and Benefits of Applied Social Research, Cambridge, Massachusetts.