Книга Мария Магдалина - Людвиг Янсен Кэтрин

Как служанка не выстирает хорошо одежду, если бросит ее сложенную и скомканную в воду; ей, наоборот, надо развернуть каждую ее деталь. Так и во время исповеди следует рассказывать о своих смертных грехах без утайки[584].

Судя по этому отрывку, исповедь являлась строго регламентированным ритуалом, где было четко определено, что говорить и в какой позе. В большинстве справочников для проповедников имелся раздел, где были подробно прописаны правила, которые исповедник и кающийся были обязаны соблюдать. Брат Джакопо Пассаванти (ум. в 1357 г.), настоятель монастыря Санта-Мария Новелла, в общих чертах, взяв в качестве примера Марию Магдалину, излагает то, как следует вести себя во время исповеди:

Человек, который хочет во всем исповедаться, должен припасть к ногам священника, сожалея обо всех своих грехах и каясь в них…

Что должен сделать преступник перед судьей, который будет судить его, так это смиренно опуститься у его ног, сесть либо встать на колени, так, чтобы оказаться сбоку от него, а не перед ним; и особенно если тот, кто исповедуется, женщина, ей следует так расположиться, чтобы не встречаться с исповедником взглядом и не видеть лица его. И поступить так она обязана из скромности и чтобы она могла откровенней и без опаски сознаться в своих грехах. И примером в том нам служит Мария Магдалина, вставшая, по словам Луки, «позади у ног Его»[585].

Помимо указания на то, где во время исповеди следует находиться и какую позу принять, в других summae confessorum также говорилось о том, что исповедоваться следует (дабы избежать злословия) на людях; что исповедник не должен смотреть прямо на тех, кто кается в грехах; что кающийся должен встать перед духовником на колени, женщины обязаны покрывать свои головы[586]. Также кающийся обязан был во время исповеди испытывать стыд. Доменико Кавалка, вспоминая Августина, поясняет, что «скорбь сопутствует стыду; потому что, как говорит святой Августин, стыд составляет огромную часть искупления — веская причина для прощения»[587]. Мария Магдалина, конечно же, являет собой образец того, как следует стыдиться собственных грехов. О том же, что ее мучил стыд, свидетельствовало, по словам Уго да Прато Флоридо, то, что, краснея в душе, она встала позади Христа. Однако проповедь Уго — это не только сочинение на тему о покаянии, она также позволяет узнать кое-что о поведении простого христианина в Средние века. Проповедник рассказывает о давно существующем затруднении между исповедником и кающимся в исповедальне[588]; то есть о том, что кающиеся не стыдятся своих грехов. Уго сравнивает поведение Марии Магдалины с поведением тех, кто во время исповеди не краснеет от стыда, или, даже хуже, смеется[589].

Надлежало стыдиться греха, а не только испытывать стыд во время исповеди или покаяния — незначительное, но тем не менее важное различие. Альдобрандино Кавальканти хвалил Марию Магдалину за то, что она стыдилась своих грехов, и доказательством тому служило то, что на пиру в доме Симона фарисея она стояла позади Христа[590]. Гумберта Римского беспокоило то, что его паства не стыдилась своего положения кающихся грешников. Он призывал свое братство кающихся грешников учиться у Марии Магдалины, брать с нее пример. По его словам, тем, кто стремится искренне покаяться в этом суетном мире, следует забыть на время о человеческой скромности, как это сделала Мария Магдалина, когда явилась на пир в дом Симона фарисея и, нисколько не покраснев от стыда, принялась плакать (при тех обстоятельствах)[591].

Когда Гумберт упоминает о слезах Марии Магдалины, то он на самом деле говорит об ее исповеди. Слезы могли служить признаком (символом) исповеди либо являться самой исповедью — все зависело от воли автора. Джеффри Вандомский, произнося проповедь о Марии Магдалине, говорит следующее:

Мы читаем не о том, что она говорила, а о том, что она плакала; и все же мы верим, что она говорила искренне, но не посредством слов, а посредством слез. В сущности, слезы многое могут поведать Богу. Когда уста женщины хранят молчание, говорят слезы; и хотя язык ее молчал, ее слезы каялись в грехах и молили о прощении лучше, с большей пользой. Святая Грешница молча плакала из страха, что Он [Господь] обвинит ее в том, что она мало рассказала о совершенном ею зле. Всегда молитвы, нашедшие свое выражение в слезах, быстрее достигают цели, нежели молитвы, облеченные в слова[592].

От того, нашла ли исповедь Марии Магдалины свое выражение в слезах, или это была лишь метафора, проповедникам, столкнувшимся с отсутствием исторической записи ее устной исповеди, было мало проку. Слезы — это, разумеется, прекрасно, но где же текст? После Четвертого Латеранского собора перед проповедниками встали две проблемы: 1) осложнения, возникающие при устном покаянии в грехах, и 2) какой текст должен быть у образцовой исповеди. Такой текст был необходим как тем, кого заставляли устно каяться в своих грехах, так и исповедникам, решавшим, отпускать их или нет. Следовательно, для проповедников, склонных следовать букве, и для тех, кто им каялся в грехах, вопрос об исповеди Марии Магдалины был далеко не праздным. В приведенном ниже отрывке Альдобрандино Кавальканти, по-видимому, отвечает на вопрос, заданный по этому поводу неким особо настойчивым кающимся. Если мы вслушаемся в его ответ, то, возможно, сможем услышать и сам вопрос. Вот что он говорит: