Книга Страсти по революции. Нравы в российской историографии в век информации - Борис Миронов

Оппонент утверждает: важная или даже главная причина увеличения длины тела состояла в улучшении санитарно-гигиенических условий — «в мыле и карболке». И здесь снова сильно заблуждается. Биологами человека установлено: средний конечный рост людей зависит от совокупности всех условий их жизни — от питания, перенесенных болезней, интенсивности и условий работы, медицинского обслуживания, жилищных условий, психологического комфорта, климата, воды, воздуха и других факторов среды в течение всей предшествующей жизни до момента измерения роста. Существенно отметить: если средний финальный рост отражает биостатус, или степень удовлетворения базисных биологических потребностей человека, в течение всего периода от рождения до измерения, то вес отражает биостатус в момент измерения. Поскольку динамика веса и индекса массы тела на протяжении всего пореформенного периода имела положительный тренд, за исключением нескольких лет сильного неурожая, 1871–1872 и 1891–1892 гг., мы имеем надежное основание для заключения: питание в пореформенное время большей частью находилось в норме. Кроме того, увеличение роста населения началось с конца XVIII в. — за 90 лет до того, как стали улучшаться санитарно-гигиенические условия жизни и снижаться смертность, и в пореформенное время этот процесс просто ускорился благодаря более быстрому повышению уровня жизни.

Мальтузианская теория совершенно правильно утверждает: падение потребления должно вызвать увеличение смертности и замедление прироста населения, в то время как в пореформенной России смертность уменьшалась, а естественный прирост населения ускорялся. Данное противоречие С.Н. объясняет тем, что понижение смертности происходило, несмотря на якобы ухудшение потребления и общего материального положения крестьянства, исключительно под влиянием улучшения санитарно-гигиенических навыков. Этот тезис он доказывает наличием тесной корреляции (r = 0,83) между смертностью в губерниях и их географическим расположением. Тесную связь С.Н. интерпретирует так: чем западнее губерния, тем в большей степени она находилась под благотворным влиянием Запада, тем на более высоком уровне там находилась санитария и тем ниже поэтому там была смертность. Толкование сомнительное, так как в действительности за географическим расположением губернии (близостью ее к Западу) скрывалось очень многое — плотность населения, величина осадков, высота урожаев, качество жизни, уровень индустриализации, степень урбанизации, развитие общей культуры, доля неправославных в населении и масштабы санитарной помощи населению, но вместе с тем и число пасмурных дней, количество лягушек и комаров, доля евреев в населении, ибо все перечисленные показатели имели тенденцию увеличиваться в направлении с востока на запад. Вследствие этого мы должны построить многофакторную, а не однофакторную модель и провести тщательную содержательную интерпретацию показателей, чтобы не попасть в ловушку ложных корреляций. Вроде той, которая существует, например, между продажами аспирина и губной помады, длиной юбок в США, объема произведенного масла в Бангладеш, с одной стороны, и биржевым индексом в США — с другой.

Но даже если мы примем схему интерпретации «великого историка», его гипотеза опровергается. По результатам корреляционного анализа земское здравоохранение и общая культура не оказывали важного влияния на смертность в губерниях. Корреляция между смертностью и количеством врачей в губерниях в 1911 г. была слабой (r = 0,42). Она свидетельствует: медицинская деятельность могла объяснить лишь около 18% вариации смертности по губерниям. Между тем, если бы проблема уменьшения смертности сводилась главным образом к распространению медицинских знаний, то между смертностью и числом земских врачей (на 1000 населения) должна наблюдаться тесная зависимость: именно деятельность врачей, прежде всего земских, обеспечивала распространение гигиенических знаний, уменьшение заболеваемости и уменьшение смертности. Эффективность работы врачей, как сами они утверждали, напрямую зависела от общей культуры населения, уровень которой в губернии в известной степени измерял процент грамотных. Чем грамотнее были крестьяне, тем большую восприимчивость они проявляли к санитарно-медицинской пропаганде и тем активнее обращались к профессиональной медицинской помощи. Однако корреляция между грамотностью и смертностью в губерниях в 1911–1913 гг. также оказалась слабой [r = (-) 0,43], показывая: грамотность могла объяснять лишь около 18% географии смертности. Причем между грамотностью и числом врачей наблюдалась тесная корреляция (r = 0,71), указывая: число врачей и грамотность населения до некоторой степени дублировали друг друга.

Утверждение С.Н., что улучшение санитарно-гигиенических навыков являлось главной причиной увеличения длины тела, убедительнее и нагляднее всего опровергается следующими фактами. Во-первых, снижение смертности под влиянием гигиены обнаружилось только с 1890-х гг., а средний рост и вес почти непрерывно увеличивались с конца XVTII в. до начала XX в., особенно заметно в пореформенный период: в 1861–1865 гг. коэффициент общей смертности в России составлял 36,6 промилле, в 1889–1893 гг. — 36,7, в 1894–1898 гг. — 33,6, в 1909–1913 гг. — 28,4 промилле. Следствие — увеличение роста не может предшествовать причине — снижению смертности и улучшению гигиены.

Во-вторых, санитарно-гигиенический прогресс на самом деле скромный, как и уменьшение смертности. Борьба с инфекционными заболеваниями обычно ведется по трем направлениям: нейтрализация источника инфекции, перерыв путей передачи возбудителя и повышение невосприимчивости населения к инфекции. Главное средство обезвреживания источника инфекции — изоляция, госпитализация и лечение больного. Передача инфекции прерывается путем соблюдения правил личной гигиены, санитарного благоустройства жилищ, упорядочивания водоснабжения, удаления и обезвреживания нечистот и отбросов, выполнения санитарных правил при транспортировке и обработке пищевых продуктов, а также путем борьбы с мухами. По ряду причин трудно разорвать механизм передачи при инфекциях дыхательных путей. Невосприимчивость к инфекциям повышается посредством иммунизации населения, которая положительно себя зарекомендовала в борьбе с оспой, дифтерией, коклюшем, столбняком, бешенством, чумой, сибирской язвой и другими болезнями. Для профилактики дизентерии, скарлатины, вирусного гепатита и других болезней эффективной вакцины не существует до сих пор.

В каком состоянии находилась борьба с инфекционными заболеваниями в пореформенной России? Важнейший способ нейтрализации источника инфекции — изоляция больного, имел весьма ограниченное значение из-за скромных материальных и кадровых возможностей российских больниц даже в конце XIX — начале XX в. В 1881 г. во всех больницах гражданского ведомства в 50 губерниях Европейской России имелось лишь 44 549 коек, или 5,8 на 10 000 жителей, в 1913 г. — соответственно 227 868 и 15,9 (для сравнения: в СССР в 1985 г. коек на 10 ООО имелось в 17,5 раза больше, чем в 1881 г., и в 8,2 раза больше, чем в 1913 г.). Вследствие недостатка больничных мест даже в 1913 г. 80% больных тифом оставались вне больничного лечения. Число врачей на 10 000 человек населения за 1881–1912 гг. увеличилось с 0,5 до 1,5, но и в 1912 г. один врач приходился на 6,7 тыс. жителей, а 72% врачей проживали в городах и только 28% — в деревне. В СССР в 1985 г. врачей насчитывалось в 28 раз больше — 42 на 10 000. Прогресс в совершенствовании врачебной помощи стал заметен с 1880-х гг., что хорошо видно из следующих данных. В 50 губерниях Европейской России до введения земств в больницах Приказа общественного призрения насчитывалось 1,9 коек на 10 000 жителей, в 1881 г. во всех больницах гражданского ведомства — 5,8, в 1913 г. — 15,9.