Книга Тайные архивы русских масонов - Дарья Лотарева

Долгополов остановился, он просит доступа в ложу и стучит как-то особенно. Слышны стуки, как бы в отдалении, и посвящаемый понимает, что это стучат в ложе: песнь прекращается, снова стучит поручитель, стучит страж дверей, обмениваясь условными, обрядом предписанными словами, наконец, раздается вопрос надзирателей, вопрошающих, достоин ли посвящения ищущий света, «кто по нем ручается», и поручитель уверенно восклицает: «я ответствую за него своею головою». Раскрываются двери, еще несколько мгновений чувствует принимаемый товарищескую руку, направляющую его, но затем эта рука оставляет его, и поручитель внятно говорит: «Иди, я предаю тебя судьбе твоей». Невидимые ему, незнакомые люди берут его за руки и ведут. Незнакомый голос предлагает двенадцать вопросов: «Как вас зовут? Как ваше отчество? Ваша фамилия? Сколько вам лет? День вашего рождения? Какого вы закона? Какой имеете чин? Какого происхождения? Где вы родились? Не были ли прежде в какой-либо известный или неизвестный Орден приняты? Истинное ли побуждение и усердие к Ордену нашему и желание учиниться лучшим привлекает вас сюда? Не суетное ли любопытство прельстило вас на сие предприятие?»

Вопросы эти не оказались последними; по получении ответов Си-манского спросили: «Согласны ли вы во всем предаться нам и по тем законам, коим мы повинуемся, согласны ли быть приняты в вольные каменщики, или, размыслив, желаете возвратиться вспять?» Симанс-кий ответил, что желание его неизменно и добровольно, но и этого утверждения оказалось недостаточно, потому что снова раздался вопрос: «Если вы могли иногда возмнить, или и теперь еще опасаетесь, нет ли чего между нами противного Богу, вере, узаконениям правительства, обществу или благонравию, то я уверяю вас моим и всея ложи словом, что сего и подобного тому нет и не бывало, ответствуйте еще раз и утвердите желание ваше». После требуемого ответа, ищущий света приглашается в последний раз, пока еще для него не поздно, отказаться от своего намерения, не изменилось ли его желание, не отказывается ли он от испрошенного посвящения и, когда он возобновляет свою просьбу быть принятым в лоно Ордена, раздается радостный возглас: «Да исполнится хотение ваше! любезные братья, согласны ли вы на принятие сего многостраждущего?» Громкие рукоплескания выражают согласие. Надзиратели, по повелению все того же голоса, трижды обводят принимаемого вокруг ложи; совершая три символических путешествия к мудрости и добродетели, они изъясняют значение этих путешествий. Первое путешествие — обретение пути добродетели и вступление на него; второе — продолжение шествия, совращение с него и возвращение к нему сызнова при поддержке братской любви и дружбы, третье — неуклонное, неослабное стремление к окончанию пути, к вступлению в храм премудрости, невзирая на все встречающиеся преграды. Пространные, цветистые поучения надзирателей легко запоминаются, а последние слова западают в душу: «Кто подвизается до конца, кто в благородном стремлении своем к получению лавра лучше погибнет в сражении, нежели с робостью бежит из оного, таковой, токмо таковой уверен в своей победе!»

По свершении символических путешествий испытуемый признается достойным произнести клятву верности; его заставляют преклонить правое обнаженное колено, возложить руку на библию (причем спрашивается, верит ли невидящий, что это действительно Священное Писание) и повторять клятву, произносимую секретарем. Своей жизнью клянется посвящаемый хранить в тайне Орденское учение, повиноваться Орденским властям, любить ближних, помогая им изо всех своих сил, стараться быть мудрым, предусмотрительным и осторожным в своих действиях. Еще не поднят с колен присягнувший, а прежний голос слышится вновь: «Не забывайте никогда, что вы свободно, по добром размышлении дали клятву, связывающую вас с нами, и что никакая власть не может уже освободить вас от исполнения оной. Братья надзиратели, поднимите требующего[361], отведите его на место, да приложится к языку его печать молчаливости». Холодная сталь большой печати касается языка, приподнимается повязка с глаз и в полутемной ложе посвящаемый видит себя в замкнутом кругу обнаженных длинных мечей, острием направленных на него; он различает своеобразно одетых людей, держащих мечи, впервые видит тех, в братство коих принят, и сразу успокоенно соображает, что находится в своем кругу по общественному положению. Всматриваясь пристальнее, с удивлением узнает знакомые лица и среди них много офицеров, но никто приветливо не улыбается, все хмуро молчат. Отдельно от прочих, на возвышении, под голубым балдахином стоит, по-видимому, управляющий ложей — на нем голубая мантия и голубая шляпа, в правой руке белый молоток. «Все сии мечи, государь мой, — обращается он к Симанскому, который сразу признает обладателя кроткого голоса, предлагавшего ему такое множество вопросов после входа его в ложу, — все сии мечи, коих острие противу вас устремлено, ныне и всегда готовы суть поборствовать за вас, в какой бы вы стране не были, дотоле, доколе вы стараться будете исполнять все доблести, свойственные свободным каменщикам. Но внемлите», — крепчает вдруг кроткий голос и властно, почти угрозой звучат последующие слова: «Сии самые мечи извлекутся и устремятся мстительною десницею противу вас, если вы клятву свою и подобающую молчаливость нарушите. Надлежит вам ведать, что мы и все рассеянные по вселенной братия наши, став ныне искренними и верными вам друзьями, при малейшем вероломстве вашем, при нарушении от вас клятвы и союза, будем вам лютейшими врагами и гонителями. Ополчимся мы тогда жесточайшими противу вас гонениями и исполним месть, напомним вам, что вы сами пред Всемогущим Зиждителем мира, пред всеми здесь присутствующими братьями и предо мною, мастером сея ложи, клялись и, применив обет свой в вероломство, заслужили себе казнь. Но я уповаю, — заканчивает Евреинов свою речь, медленно, с расстановкой отчеканивая каждое слово, — я уповаю, что сии мечи на защищение и оборону братий наших определенные, не обагрятся никогда кровью недостойных каменщиков. В таковом уповании преклоним мечи к полу храма»[362]. Мгновенно взблескивает сталь длинных мечей и дружным ударом опускаются мечи на пол. Повязку с глаз снимают совершенно. В воздухе, перед посвященным мгновенно вспыхивает крестообразное пламя и тотчас же гаснет при возгласе братьев: «Так проходит слава мира». Великий мастер изъясняет последнее предстоящее испытание: смешение крови с кровью братьев, символический обряд мистического, кровного братского союза, который расторгнуть не в силах даже смерть.

Ярко, светло стало в ложе, постепенно зажглись и разгорелись восковые свечи — три на жертвеннике, шесть в пламенеющей звезде, три в высоких светильниках посреди ложи. Нарядно красивым, праздничным кажется убранство ложи; лазурь тканей, лоск белого лака, золото символических предметов ласкают взор. По приказу Евреинова, оба надзирателя подводят посвящаемого к жертвеннику, повелевают преклонить правое колено, правую руку возложить на Священное Писание, левой держать циркуль. Направив циркуль на грудь посвящаемого, великий мастер трижды ударяет белым молотком по циркулю, громко произнося предписываемую ритуалом формулу посвящения в ученики; в подставленную чашу, наполненную красной влагой — как символ крови ранее принятых братьев — из уязвленной груди капает капелька крови. Братья вкладывают мечи в ножны… Симанский масон!..