Книга Сверхнормальные. Истории, которые делают нас сильнее - Мэг Джей

Следует сказать, в этом убеждении Мишель, сам того не желая, укрепил один из ее друзей, который, ничего не зная о ее прошлом, как-то раз сказал, что встречается с молодой женщиной, подвергшейся в детстве сексуальному насилию, но никогда не женится на ней. «Это наихудшая проблема из всех возможных, — заявил он тогда. — У нее наверняка будет масса проблем с воспитанием детей». Сказав это, он нанес Мишель сокрушительный удар. Все, о чем она раньше только подозревала и, возможно, подсознательно надеялась, что это неправда, невольно подтвердилось одним-единственным брошенным вскользь замечанием.

Как часто бывает, слова друга Мишель были, по сути, заявлением необоснованным и не соответствовали истине. Сексуальное насилие, будучи явлением полностью интимным и поистине отвратительным, как правило, воспринимается многими как самое катастрофическое и разрушительное из всех возможных бед и негативных обстоятельств, однако, как показали последние исследования, составить иерархию психологических травм невозможно. Когда с нами происходит нечто ужасное, будь то сексуальное или физическое насилие, развод родителей или любая другая серьезная травма, степень влияния на нас этого события существенно зависит от целого ряда факторов: сколько нам в это время было лет, как долго длился стресс, насколько изменилась в результате наша жизнь, как мы справлялись со стрессом в тот период, как реагировали другие люди, когда мы рассказывали им о происходящем, какие источники поддержки были нам доступны, с какими другими стрессорами нам довелось встретиться, каких еще успехов мы достигли в борьбе с ними, а также генетический материал, который дала нам матушка-природа. Иными словами, сравнение разных неблагоприятных жизненных обстоятельств ни к чему нас не приведет.

* * *

В течение долгих лет я выслушивала истории сверхнормальных людей и просто не могла прийти к выводу — на что, кстати, указывает и целый ряд исследований в этой области[545], — что самым опасным суждением о несчастливом детстве является идея, что переживший травматический опыт ребенок становится ненормальным. «Разве можно после этого остаться оптимистичным, продуктивным и нормальным членом общества? Вот уж нет!»[546] — писал о сексуальном насилии пианист Джеймс Роудс в своих нашумевших мемуарах. Из-за подобных убеждений люди вроде Мишель отказывают себе в дружеских отношениях и любви, да и вообще избегают активного участия в бурлящей вокруг жизни, а ведь именно это могло бы наиболее эффективно им помочь. Они тем или иным способом отдаляются от людей, чувствуя себя дискомфортно в чьей-то компании. Или же впускают в свою жизнь тех, кто не слишком хорошо с ними обращается — но не из-за навязчивого стремления к повторению истории, а потому, что чувствуют себя недостойными лучшего, либо потому, что никакое другое обращение им просто незнакомо. А еще они могут в какой-то момент упасть в объятия так называемого нормального человека и со временем узнать, что у людей, которые росли в среднеожидаемой среде, тоже бывают проблемы, и немалые. И очень часто такие модели поведения приводят к тому, что несчастливое детство становится несчастливой взрослой жизнью, а потом еще и ведет к несчастливому детству их собственных детей.

Возможно, по этой причине я просто обязана достучаться до таких клиентов, как Мишель, и убедить их в том, что, вопреки их мнению, они вовсе не ненормальны; они сверхнормальны. А сверхнормальные — одни их самых мужественных и сострадательных людей. Да и вообще одни из самых лучших людей, которых я когда-либо знала, причем отнюдь не вопреки их проблемам, а вследствие них. Мне часто хочется хорошенько встряхнуть или крепко обнять такого клиента и просто заставить его раз и навсегда понять: вы хороший человек. Вы нормальный. И вообще совершенно нормальных людей не бывает. Сам великий Зигмунд Фрейд говорил, что нормальность является «идеальной фикцией» и что «каждый нормальный человек только приближенно нормален»[547]. Или, если хотите, обратимся к известному автору комиксов Алану Муру, который сказал: «Есть одно понятие, которое я хотел бы похоронить раз и навсегда — это обыкновенный человек. Чушь! Обыкновенного человека не существует в природе»[548].

Мне бы очень хотелось вам сказать, что с помощью пары цитат вроде приведенных выше или благодаря сделанным в нужное время и тщательно продуманным собственным интерпретациям этой темы мне удалось освободить Мишель от убеждения, что она не такая, как все, что она какая-то испорченная; и что вскоре после нашей встречи девушку окружали сплошь близкие и заботливые друзья и любовники. Однако уверенность в собственной ненормальности — не только одно из самых деструктивных убеждений людей вроде Мишель, но и одно из тех, от которых труднее всего избавиться. Сверхнормального человека крайне трудно разубедить, ведь его догадки помогают ему чувствовать себя в безопасности. Кроме того, люди часто считают, что работа психотерапевта заключается в умении понять человека, пережившего негативный опыт и в результате ставшего не таким, как все, и постараться убедить его, что все будет хорошо. Им нередко кажется, что, будучи окруженной таким количеством людей с серьезными проблемами, я наверняка сама утратила контроль над нормальностью. «Может, я и правда чокнутая, — сказала мне однажды Мишель, — просто вы этого не знаете».

Мишель не была чокнутой. Я это точно знала. Как и то, что большинство детей и подростков в этом мире — и в нашей стране — сталкиваются на ранних этапах жизненного пути как минимум с одним серьезным негативным обстоятельством и многие со временем преодолевают эти проблемы, хоть и не без борьбы и не без поддержки окружающих. И я знала, что в конечном счете их спасают заботливые отношения, верные друзья и любящие спутники жизни. Я знала это, потому что сталкивалась с таким снова и снова, и в последующих главах вы еще не раз прочтете о людях, с которыми это случилось.

Однако должна признать, что многие люди вроде Мишель даже не могут себе представить, что им все это доступно. И потому мне придется закончить главу не слишком оптимистичным признанием в том, что чувствуют многие сверхнормальные: им кажется, что их опыт отчуждения представляет собой проблему, у которой нет окончательного решения, и что судьба им никогда не улыбнется. При этом часть из них обычно надеется, что они ошибаются, и, подобно тому как сирота коллекционирует обрывки родительской заботы и внимания, по крупицам собирают повсюду крошечные индикаторы того, что в один прекрасный день и они будут приняты и любимы не только теми, кто на самом деле их не знает, но и теми, кто знает о них все.