Книга Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы - Мария Беллончи

Портреты Лукреции, написанные во время карнавала 1505 года и в период с 1504 – го по 1510 год, оригиналы которых, увы, потеряны, но копии, должно быть, хранятся в коллекции Несси в Комо. Широко известная коллекция портретов знаменитых людей, собранная историком XVI века Паоло Джовио, включала и портрет Лукреции, с которого сделана копия Несси. Копии не дают нам ключа к разгадке, кто художник оригинального портрета. Говорили, что портрет анфас и манера письма вызывают в памяти имя Бартоломео Венето, который занимался оформлением апартаментов Лукреции в течение 1506 года. Он был великолепным портретистом и вполне мог взяться за такой заказ. К сожалению, у меня нет никаких документальных подтверждений данной гипотезы.

В Национальной галерее в Лондоне находится прекрасный, нежный портрет Лукреции, откровенно приписываемый Бартоломео Венето. До недавнего времени никто не признавал на этом портрете герцогиню Феррарскую. На желтом фоне изображена сидящая дама в элегантном платье из черного бархата, с широкими рукавами, расшитыми золотыми пальмовыми листьями. Ее шею украшает золотое ожерелье с изображениями символов Страстей Господних и букв, по всей видимости составляющих латинскую фразу. На голове изящная корона, украшенная жемчугом и рубинами. Мягкие округлые линии шеи, остро очерченный нос, великолепные белокурые волосы и срезанный подбородок (напоминает портрет Александра VI). Все эти детали, безусловно, указывают на то, что это портрет Лукреции.

Итак, Лукреция ждет ребенка, и в это время из Рима доставляют несколько «древних колонн с капителями» и висячий сад, чтобы украсить апартаменты герцогини, и Строцци конечно же находится рядом: кто мог лучше его дать совет? Кроме того, получены великолепные книги от книготорговца Джованни Марокко, страницы и переплеты которых, должно быть, ласкали пальцы Строцци.

Приближается рождение ребенка, и все разговоры сводятся к этой теме. Вопрос колыбели, например, вызвал долгие дебаты: какая модель из представленных Бернардино Венециано будет предпочтительнее? В итоге остановились на невероятно сложной колыбели – некоем подобии храма с алтарем. Место для младенца было выполнено из дерева с золотом (сразу же возникала ассоциация с горной породой); расположенные по краям четыре изящные опоры поддерживали классический архитрав. Свод колыбели усеян листьями и цветами из золота, чтобы у ребенка в колыбели создавалось ощущение, что он лежит в солнечной беседке, увитой цветущими растениями. Картину дополняли белое атласное белье и маленькие подушечки, белые с золотом. Полосатый бело-малиновый атласный навес над колыбелью предохранял от возможных сквозняков. Угол в большой комнате, отведенный для колыбели, задрапировали великолепными гобеленами и установили печку. Одним словом, все было продумано до мельчайших подробностей. Придворная вышивальщица, гречанка, чуть не потеряла зрение, вышивая приданое ребенку и простыни для Лукреции. Придворные дамы, ведающие гардеробом, доставили сокровища династии д'Эсте – ковры, гобелены, кружева, тюль и атласные занавеси, принадлежавшие Элеоноре Арагонской. В небольшой гостиной Лукреция приказала установить кровать под серебряным балдахином. Стены комнаты обили золотой и коричневой тканью (цвета Лукреции). В соседней комнате, отделанной деревом с золотом, по распоряжению Лукреции поставили печку; там она могла ежедневно принимать ванну. Этой вредной по тем временам привычке Лукреция, вероятно, была обязана испано-арабскому воспитанию. Самая известная в Ферраре акушерка Франсина с видом полнейшей невозмутимости ходила взад и вперед по замку, раздавая оптимистические обещания относительно ожидаемого новорожденного. По ее совету уже была выбрана и привезена в замок кормилица, молодая замужняя женщина поразительной красоты.

Мне не удалось найти никаких следов глубоких переживаний Лукреции, связанных с приближающимися родами. Читая письма Строцци от Зилио к Гонзага, у нас создается впечатление, что герцогиня далека от погруженности в процесс, происходящий в ее чреве. Она пространно рассуждает со Строцци о маркизе Мантуанском, о семействах д'Эсте и Гонзага, которые открыто ссорятся по самым обычным вопросам (почему слуга, сбежавший из одного дома, получил защиту в другом), строит планы, которые позволят ей навестить маркиза и остаться с ним. «Мы ежедневно говорим о вас», – сообщает Зилио в письме Гонзага. Она невероятно встревожилась, узнав 2 апреля, что он болел. А 3 апреля у Лукреции начались схватки, и Санудо сообщает нам, что герцог Альфонсо «без каких-либо объяснений покидает Феррару». По политическим причинам Альфонсо следовало поехать в Венецию, но его отъезд именно в этот день связан с тем, что ему не хочется оказаться свидетелем неудачных родов; это было бы слишком унизительно. На следующий день родился жизнеспособный наследник, маленькое создание с острым носом. Будущего Эрколе II положили в его аллегорически-гуманистическую колыбель.

Альфонсо немедленно возвращается в Феррару. Как ему уже успели донести, ребенок некрасив, но здоровый и крепкий. Герцог испытывает невероятный прилив гордости, демонстрируя голенького ребенка послам, приехавшим с поздравлениями, чтобы они могли видеть, что «младенец здоров и снабжен всем необходимым». В честь рождения наследника объявлена амнистия, но никому и в голову не пришло включить в список амнистированных дона Ферранте и дона Джулио. Спустя пять дней герцог отправляется во Францию.

Как только Лукреция смогла говорить, она тут же обращается к Гонзага. Она возмущена поведением Альфонсо; он официально уведомил о рождении ребенка только Изабеллу и, желая оскорбить, намеренно проигнорировал маркиза. Лукреция осуждает «вероломство Камилло [Альфонсо] и Тигрино [Ипполито]». Почему бы Гонзага не выразить открыто свое недовольство, чтобы Лукреция могла направить ему официальное извинение? Почему он не может найти способ приехать в Феррару, где его с нетерпением ждет Лукреция? «Камилло завтра уезжает во Францию», – пишет Строцци, настаивая на немедленном ответе, поскольку герцогиня страстно мечтает о встрече.

В ожидании ответа Строцци читает герцогине первые строки маленькой поэмы «Genethliacon», сочиненной им в честь новорожденного. Окружающие их роскошь, золото, серебро, бархат; весеннее солнце и латинские стихи, казалось, предвещают счастье. Франческо Гонзага не пишет, но может неожиданно приехать. Лукреция повторяла опять и опять, что, прежде чем уехать, Альфонсо сказал, что ничего не имеет против своего шурина и хочет, чтобы у них были мирные отношения. Но от Франческо нет писем. Что это значит и что ей делать в таком случае? Она решила отправить к Гонзага Строцци, но неожиданно передумала; она боится самостоятельно предпринять такой решительный шаг. Зилио опять пишет Гонзага, живописуя эмоциональное состояние Лукреции. Маркиз должен увидеть, до чего дошла прекрасная герцогиня Феррарская, жена герцога Альфонсо д'Эсте. «Я уверен, у вас нет лучшего слуги, чем я, никого, кто сделал бы для вас больше, чем я». Увы, это истинная правда.

«Ваш приезд, – пишет Зилио, – значит для нее больше, чем 25 тысяч дукатов. Я не могу выразить то лихорадочное возбуждение, в котором она пребывает. И потому, что страстно желает видеть вас, и потому, что вы не отвечаете на ее письма… Если бы вы хоть иногда прислушивались к моим советам… Я гарантирую, что она [Лукреция] любит вас. Ей не нравится ваша холодность, но она одобряет вашу осмотрительность и еще тысячу ваших качеств, которые вызывают у нее восторг. Мне жаль, что вам не удалось приехать… Она [Лукреция] безумно любит вас, гораздо больше, чем вы можете представить, поскольку, если бы вы действительно поверили в силу ее любви, вы не были бы столь холодны и попытались приехать к ней… Я даю вам слово, что она любит вас, и если вы последуете моим советам, то вскоре добьетесь того, чего желаете. Покажите, что вы любите ее, поскольку она только об этом и мечтает. Когда будете писать ответ, не упоминайте о моих словах, поскольку я не хочу, чтобы она думала, что это я заставляю вас любить ее. Покажите, как страстно вы жаждете приехать к ней, и тогда вы поймете, что я даже преуменьшаю истинное положение вещей. Она заставила меня задержать курьера, поскольку сама хотела написать вам письмо, но она еще плохо видит после родов. Она передает вам, что перед отъездом Альфонсо выразил желание помириться с вами, и вам следует предпринять такую попытку, поскольку тогда вы сможете приехать к ней. Она хотела, чтобы я съездил к вам, но пока не может обойтись без меня. Я пишу вам еще одно письмо, уже от себя, которое вы сможете показывать…»