Книга 1917. Русская голгофа. Агония империи и истоки революции - Дмитрий Зубов

Невероятные по силе лесные пожары, вызванные жарой и засухой, охватили сразу несколько губерний. Через деревни, потеряв всякий страх перед людьми и наводя страх на жителей, бежали целые стаи белок, лисиц и лосей. Самое страшное, что тушить разбушевавшееся пламя было некому. Пожарные команды в леса не выезжали, а никакого министерства чрезвычайных ситуаций в царском правительстве не было. Поэтому лесовладельцы в отчаянии набирали противопожарное «ополчение» из местных мужиков, суля большие заработки в случае, если те смогут отстоять их участки. Самым эффективным средством считался «отжиг». Это когда вставали длинной цепью, раскидывали и поджигали хвою, а потом направляли пламя навстречу приближающемуся пожарищу. В результате, наткнувшись на фронт огня, лесной пожар как бы лишался новой «пищи» и останавливался! Наград не давали, героических огнеборцев поощряли по-простецки: «Привозили вино бочками и угощали спасителей. И пьяныя, несуразныя песни оглашали лес…»

В общем, одно значение апокалипсиса уже было налицо! Солнце померкло…

А тут еще на всю страну прогремела новость о покушении на Григория Распутина. Причем первоначально газеты сообщали, что «царский друг» и «старец» мертв. Затем «уточнили», что Распутин пока еще жив, но состояние его безнадежное, началась гангрена… А опосля он и вовсе «воскрес». Не чудо ли?! Как оказалось, загадочную личность пырнула ножом крестьянка Симбирской губернии Феония Гусева. Облик барышни напоминал ночные кошмары. «С внешней стороны Гусева – урод, – сообщал „Нижегородский листок“. – Вместо лица у нее сплошная язва, явившаяся последствиями сифилиса. Поэтому она носит черную повязку, закрывающую все лицо». Конечно не всадник апокалипсиса, но тоже ходячий ужас! Мотивом преступления, со слов Гусевой, была необходимость «избавить людей от лжепророка и антихриста»… Вот вам и еще одно знамение!

Вообще в стране происходило много весьма странных и загадочных событий, невольно наводивших на мысль об их мистических корнях. К примеру, 2 июля во время торжественного приема у московского губернатора Александра Адрианова в зале обрушилась штукатурка. Причем самый большой кусок упал прямо на голову ненавистному в народе чиновнику…

А 5 июля уже жители Харькова увидели весьма пугающее зрелище. По городу с бешеной скоростью один за другим пронеслись пятьдесят пустых товарных вагонов. Подгоняемые, как казалось, невидимой силой, они крушили все на своем пути и мчались от кого-то или от чего-то… При этом некоторые вагоны сломали тупиковые ограждения и какое-то время двигались прямо по земле, а три штуки скатились в озеро, до смерти напугав купавшихся в нем людей. По официальной версии, товарняки «угнал» сильный ветер, внезапно возникший на станции Сиваш…

И восстал народ…

3 июля в столице произошли события, которые в дальнейшем вполне могли привести к падению самодержавия уже тогда, в 1914 году. 13 тысяч рабочих Путиловского завода вышли на демонстрацию в знак солидарности с бастующим еще с весны бакинским пролетариатом.

Вопреки расхожему мнению о предвоенном «единении царя с народом» и «сказочном процветании» дореволюционной России, в действительности монархия уже тогда сидела буквально на дымящейся пороховой бочке. Причем практически не слезала с нее начиная с кровавого 1905-го. Начиная с Ленского расстрела в апреле 1912 года, по всей стране постоянно шли стачки и манифестации, то тут, то там сообщалось о забастовках и стачках. Согласно статистическим отчетам Петроградского общества заводчиков и фабрикантов, за 1913 год в одном лишь в Петербурге произошло 624 забастовки, из которых почти 60% сопровождались политическими требованиями. Уже тогда многие отмечали, что забастовочное движение «подошло к грани, дальше которой начинается стачечный азарт». За первое полугодие 1914 года в стране бастовало с политическими лозунгами больше рабочих, чем за первое полугодие 1905 года, – примерно 2 миллиона человек!

При этом центром волнений на сей раз стали бакинские нефтепромыслы. Тамошние рабочие бастовали в июле – октябре 1913 года. В итоге нефтепромышленники, понеся огромные убытки, согласились на выполнение экономических требований, но обещание не сдержали. Побоявшись, что, если уступят, рабочие выдвинут новый ультиматум. В результате в мае 1914 года забастовка в Баку вспыхнула с новой силой. Помимо русских рабочих бастовали и армяне, и их кровные враги «татары» (азербайджанцы), и даже персы. К 20 июня в стачке участвовало 25 тысяч человек, в итоге в Баку было введено осадное положение.

«Баку. Забастовка на Бакинских промыслах продолжается ровно месяц, – писала газета „Коммерсант“ 30 июня. – Число присоединившихся к забастовке рабочих за это время достигло 26 000 человек при общем количестве занятых на промыслах 34 000 человек; иными словами, к забастовке примкнуло 77% всего наличного персонала рабочих. Потеря рабочих дней, таким образом, достигла 700 000… Цены за время забастовки поднялись на 30-35%; благодаря чему потребители нефти заплатили лишних около 7 миллионов рублей… Положение в Баку к концу первого месяца забастовки почти совершенно не изменилось. Ни рабочие, ни нефтепромышленники не проявляют уступчивости, и последние применяют уже репрессивные меры вроде выселения рабочих. Надежды на скорую ликвидацию забастовки почти нет».

Казалось, вот-вот, одна капля, и страна снова взорвется революцией. И вроде бы началось!

«В этот день на Путиловском заводе рабочие турбинной, башенной и ряда других мастерских, приостановив работу на два часа раньше обычного, собрались на митинг во дворе завода, – вспоминал потом большевик Моисей Лурье. – Выступавшие ораторы призывали к материальной и моральной поддержке бакинцев. Вдруг появился отряд пешей и конной полиции. Он был спрятан на заводе „на всякий случай“ еще с утра. Полицейские стали напирать на собравшихся рабочих. В ход были пущены нагайки. Командир отряда потребовал, чтобы рабочие немедленно разошлись, а уйти было некуда, так как ворота были закрыты. Рабочие стали выражать свое возмущение. Командир полицейского отряда приказал арестовать несколько человек. Рабочие еще энергичнее запротестовали. Раздались негодующие возгласы. Тогда полиция открыла стрельбу по безоружным. Было убито двое и ранено 50 рабочих».

И вот тут-то из толпы раздался для кого-то ностальгически приятный, для кого-то приснопамятно ужасающий и уже, казалось, подзабытый крик: «На баррикады!» А в полицейских полетели камни и другие тяжелые предметы.

Весть об этом событии, напомнившем печально известное Кровавое воскресенье, буквально всколыхнула страну. Уже на следующий день в Петербурге забастовало 90 тысяч рабочих на 300 фабриках и заводах. «В Москве всюду замерла жизнь, фабрики и заводы пустуют, работы не производятся», – сообщали газетные сводки. Ну а в Нижнем Новгороде в знак солидарности с путиловцами забастовал механический цех Сормовского завода. При этом власти, боясь повторения баррикад 1905 года, решили не обращать на сей факт никакого внимания, а заводское начальство даже выплатило бастующим всю получку!

«Толпа рабочих около 1000 человек подошла к заводу Паля, а оттуда с пением похоронного марша направилась по улицам, – сообщали СМИ из столицы. – Пытавшиеся остановить рабочих городовые были избиты. Прискакавшим казакам удалось рассеять демонстрантов. Рабочие озлоблены и жестоко избивают городовых… На Сампсоньевском проспекте рабочие стали сооружать баррикаду. Появившуюся полицию встретили камнями. Несколько человек ранено… По Приморской дороге рабочие остановили поезд, разобрали путь… За вчерашний день избито и ранено около 100 городовых и околоточных»[40].