Книга Как хороший человек становится негодяем. Эксперименты о механизмах подчинения. Индивид в сетях общества - Стэнли Милгрэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Один вопрос, которым задавались еще Лебон, Сигеле и Фрейд и который актуален и до сих пор, касается утверждения, что толпы иррациональны. Это требует анализа. Во-первых, мы вправе спросить, что имеется в виду под иррациональностью. Критериев по меньшей мере три: (1) как только поставлена цель, задействуются разумные и действенные способы ее достижения, сама цель приемлема и человечна и (3) совершаемые действия внутренне непротиворечивы.
Таким образом, прежде чем приписывать толпе иррациональность, нужно учесть определенные черты ситуации толпы:
1. Возможности реакции у толпы как у собрания людей резко ограничены. Отдельный человек может выражать свои мысли и чувства в личном общении сколь угодно тонко и детально, однако толпа в целом располагает ограниченными языковыми средствами. Она может поддерживать утверждения криками и аплодисментами или реагировать на них выражением отрицательного отношения (шиканьем, улюлюканьем, отсутствием аплодисментов). (Единственная возможность коллективного выражения сложных лингвистических суждений – это лингвистические формы, известные всем собравшимся, вроде присяг, речевок или даже песен. В остальных случаях выражения в толпе должны оставаться простыми и ограничиваться несколькими выражениями согласия или протеста. Присяга составляется ради коммуникации в толпе. Ритуал приобретает особое значение именно потому, что последовательность действий известна всем заранее и, таким образом, все могут участвовать в ней одновременно.) Учитывая, что у толпы есть только два фундаментальных модуса ответа (положительный и отрицательный), человек в толпе может вполне рационально соглашаться с высказываниями, которые при более детальном анализе содержат противоречивые элементы, потому что он в общем и целом согласен с этими высказываниями. В толпе из 30 тысяч человек не так уж просто уточнить свою точку зрения.
2. Когда толпа «поддерживает» полностью противоречивые утверждения, нам следует задаться вопросом, кто в толпе реагирует на какие утверждения – одни и те же люди или все же разные. Может быть, разные суждения поддерживают разные подгруппы? Это едва ли говорит об иррациональности – налицо просто обычное распределение мнений в группе. Пока авторы научных трудов продолжают писать «Толпа жарко поддержала утверждение Х, а затем иррационально одобрила противоречащее ему утверждение Y», не конкретизируя, какие элементы толпы поддержали Х, а какие Y, и были ли это одни и те же люди, говорить о непоследовательности и иррациональности невозможно.
3. Поскольку общепринятые представления о поведении рушатся и инциденты, связанные с толпой, происходят не по плану, участники толпы обнаруживают, что больше не могут действовать исходя из привычных и удобных общепринятых шаблонов. Зачастую отдельному участнику толпы приходится быстро реагировать на новые для него ситуации и обстоятельства, с которыми он раньше никогда не сталкивался. Задним числом, когда времени для анализа достаточно, некоторые подобные поступки могут показаться хаотичными и нерациональными, однако участник толпы редко располагает достаточным временем для анализа и может позволить себе холодные рассуждения.
Иногда показателем иррациональности толпы считают ее эмоциональность, однако Тернер и Киллиан (Turner and Killian, 1957) справедливо возражают, что эмоция и рациональность далеко не всегда исключают друг друга (p. 17):
В наши дни эмоция и разум не считаются непримиримыми врагами. Эмоция может сопровождать исполнение досконально продуманного плана, а недостаточно разумный план, напротив, не вызывать никакого эмоционального возбуждения. Дихотомия «рациональное-нерациональное», похоже, обладает двумя разными смыслами. Поведение можно назвать рациональным по внешним критериям, если оно представляет собой действенный способ достичь той или иной цели. По этому определению институциональное поведение в большинстве случаев иррационально, а коллективное поведение – рационально. Кто скажет, что суд Линча, применявшийся время от времени, не был в течение нескольких десятилетий вполне действенным способом держать чернокожих в подчиненном положении? По внутренним критериям поведение иррационально, если человек, прорабатывая план действий, не взвесил все возможные варианты, о которых ему в принципе может быть известно. По этому определению институциональное поведение в большинстве случаев иррационально, поскольку социальные нормы сужают диапазон вариантов, которые человек может рассматривать. Каждый из основных типов коллективного поведения по-своему замыкает внимание в пределах ограниченного набора вариантов, а значит, коллективное поведение в этом отношении ничем не отличается от остальных типов поведения.
В сознании большинства первых исследователей толпы и по мнению некоторых современных наблюдателей у толпы есть склонность к насилию и разрушению. При упоминании о толпе невольно вспоминаешь суды Линча, погромы, геноцид, жестокие беспорядки на расовой почве, давку при панике и тому подобные явления. Исторические хроники полны записями о зверствах, которые творила толпа с беспомощными людьми. Едва ли стоит отрицать, что такое бывало, причем довольно часто, однако следует все же провести некоторый анализ.
Во-первых, очевидно, что акты насилия, полностью эквивалентные действиям толпы, зачастую совершали и организованные формирования, а иногда и одиночки. Именно организации, а не толпы, стирали бомбардировками с лица земли целые города и приговаривали к смерти целые народы. На другом полюсе находятся убийцы-одиночки, которые творили свои зверства втайне, без посторонних глаз. Так что вопрос не в том, характерно ли насилие для толп, а в том, представлено ли оно в толпах непропорционально широко по сравнению с насилием у одиночек, с одной стороны, и организованным насилием – с другой. Ответить на этот вопрос не так-то просто. Необходимо дать определение толпы как таковой и отметить долю случаев, когда имело место насилие. Затем эту величину следует сравнить с пропорцией случаев насилия с участием какой-то другой социальной формы, скажем, организованных групп.
Более того, обнаружатся, вероятно, и случаи, когда толпы сдерживают разрушительные импульсы у своих участников. К сожалению, невозможно получить данные об актах насилия, не состоявшихся благодаря присутствию свидетелей или в результате усмиряющего влияния окружения. Подавленное насилие невидимо, зато проявленное предоставляет массу бросающихся в глаза данных.
Клеймо иррациональности и безнравственности, которое поставил на толпу Лебон, смыть невозможно, и иногда мы забываем, что другие социальные аналитики считали, что толпа исполняет конструктивные общественные функции. Например, Бэджет (Bagehot, 1869), Уоллес (Wallas, 1932), Кули (Cooley, 1909) и Дьюи (Dewey, 1930) подчеркивали, что коллектив освобождает сознание. Карл Маркс (Marx, 1848) в своих авторитетных трудах по социальной философии подает коллективные восстания, мятежи и бунты в положительном свете и приписывает этому поведению конструктивные рациональные функции. Он полагал, что от активности толпы как агента перемен зависит рождение нового общества. Толпа знает, что делает, когда разбойничает, грабит и даже убивает. Маркс полагал, что толпа проявляет глубочайшую рациональность, поскольку ее поведение вызвано исторической необходимостью. А мы в последние десять лет наблюдали, как коллективное поведение служит движению за гражданские права и стремится воплотить в жизнь ценности, о которых говорят многие просвещенные умы.
