Книга По воле Посейдона - Гарри Тертлдав

Где «Афродита»? Справа или слева? Если он побежит не в ту сторону, у него уже не будет возможности исправить свою ошибку.

Вон она!

Навес над акатосом позволил ему сориентироваться. К тому же большинство судов в гавани были или маленькими рыбачьими лодками, или неуклюжими крутобокими судами; очень немногие имели гладкие обводы и величину торговой галеры.

Его судно стояло всего в паре пирсов слева. Менедем снова рванул изо всех сил — и как раз вовремя, потому что шаги преследователей стали быстро приближаться.

Теперь он хромал, но продолжал бежать так быстро, как только мог.

Сколько человек на борту акатоса? Наверняка достаточно, чтобы не подпустить возможных грабителей, — Диоклей тщательно следит за такими вещами. И Менедем надеялся, что на галере сейчас хватит людей, чтобы дать отпор убийцам, висящим у него на хвосте.

Рабочие и зеваки на пристани кричали и показывали на Менедема, когда тот пробегал мимо. Мгновением позже они снова подняли крик, когда вслед за Менедемом шумно протопали его преследователи.

Чайки в воздухе вопили и хлопали крыльями. Скворцы издавали металлические крики тревоги и взлетали прямо, как стрела, быстро трепеща крыльями; солнечный свет блестел на их переливчатых перьях.

Ноги Менедема глухо простучали по доскам пирса, который вел к «Афродите», и вот он уже стремглав взлетел по трапу на ют.

Диоклей занимался тем, что сращивал пару линей.

— Ради всех богов, капитан! — изумленно воскликнул он.

Начальник гребцов и матросы, дежурившие на судне, с раскрытыми ртами уставились на Менедема.

Задыхаясь, тот указал на приближающихся к торговому судну громил.

— Эти мошенники, заслуживающие порки, напали на меня на улице, — выдохнул он, не упоминая о том, что, скорее всего, послужило тому причиной. — Я сумел вырваться и прибежать сюда.

— А, так они на тебя напали? — Диоклей встал.

На поясе его висел нож.

Большинство моряков на борту «Афродиты» тоже встали. А те, что остались сидеть, быстро схватили багры и другие сподручные в драке средства. Диоклей уставился на местных громил свирепым взглядом, который наверняка расплавил бы любого из гребцов акатоса, как огонь плавит пчелиный воск.

— Не знаю, что вам нужно, ребята, но лучше идите и поищите это в другом месте!

Громилы остановились в восьми или десяти локтях от носа «Афродиты» и начали препираться друг с другом.

— Ну его к воронам! — громко сказал один. — Не хватало еще, чтобы мне проломили голову… Мы так не договаривались. Меня наняли, чтобы наставить синяков другому парню, а не этому с ножом. Если хозяину это не понравится, пусть проваливает в Тартар, вот что я скажу!

Он зашагал прочь.

Пара других повернулись к акатосу.

Один из моряков похлопал себя по ладони палкой. Этот звук, казалось, заставил оставшихся громил задуматься. Они снова сблизили головы. Потом еще двое пошли прочь.

И еще четверо.

Когда осталось всего четверо, они, рассудив, что их недостаточно, чтобы справиться с людьми на «Афродите», тоже ушли, оглядываясь на ходу.

— Кто-то в Таренте тебя не любит, — заметил Диоклей Менедему.

Тот кивнул.

— Догадываешься, кто? — спросил начальник гребцов.

— У меня есть на этот счет кое-какие предположения, но я ничего не смог бы доказать, — ответил Менедем.

Диоклей фыркнул.

Интересно, знал ли келевст? Некоторые из моряков, бывавших в доме, могли насплетничать. Судя по всему, эти сплетни могли достичь и ушей Гилиппа. Или Гилипп сам пришел к нужному выводу, подметив хромоту Менедема, как того боялся Соклей. В общем-то это было не важно.

Теперь, когда Менедему больше не приходилось бежать, он снова обратил внимание на свою лодыжку — опустив глаза, он увидел, как она распухла. Нога выглядела просто ужасно и так же ужасно болела.

«И как я только сумел от них убежать?» — поразился Менедем.

Ответ был простым. Можно сделать все, что угодно, если в противном случае тебе придется куда хуже.

— Хочешь, несколько парней проводят тебя до дома? — спросил Диоклей.

— Раз уж ты сам предложил, то не откажусь, — ответил Менедем, и начальник гребцов засмеялся.

Менедем тоже попытался рассмеяться. Это было нелегко, потому что лодыжка горела огнем, а еще у него болела спина, напоминая об ударе палкой одного из громил.

Хотел бы Менедем тоже иметь такую штуку. Моряки быстро нашли на борту подходящую палку, чтобы капитан мог на нее опираться.

И он опирался на палку как можно сильнее и как можно меньше — на больную ногу. Медленно спустившись на пирс, Менедем выжал улыбку и сказал:

— Посмотрите на меня. Я — последняя часть ответа на загадку Сфинкса!

— Ха! — воскликнул один из моряков. — Эта загадка не такая уж трудная. Мы обязательно найдем этих мерзавцев, которые напали на тебя, шкипер, и оставим их стоять на четвереньках, хоть они уже далеко не младенцы.

Остальные моряки, отправившиеся с Менедемом, закивали. У всех них на поясе висели ножи, и все они держали правую руку на рукояти — все, кроме келевста, который был левшой. У Диоклея имелся брат-близнец, который был правшой и тоже моряком, но не служил на «Афродите».

Менедем увидел одного из головорезов по дороге к дому, где временно жили они с Соклеем. А когда он и его эскорт вышли из-за угла, неподалеку от двери стоял незнакомый парень, который мигом повернулся и ретировался, прежде чем Менедем успел выяснить, что у него на уме — если, конечно, у того на уме вообще что-то было.

Менедем пригласил моряков в дом, чтобы угостить чашей вина, и Соклей, который все еще бормотал что-то себе под нос над счетной доской, удивленно поднял глаза.

— Это в честь чего? — спросил он.

Стараясь говорить небрежным тоном, Менедем ответил:

— Я нарвался на маленькую неприятность, возвращаясь от канатных дела мастера.

— Вот как? — Соклей привычно приподнял брови и указал на моряков. — Похоже, неприятность оказалась не такой уж маленькой.

— Ну, можно и так сказать, — уступил Менедем.

Он коротко рассказал обо всем случившемся, не упомянув ни Гилиппа, ни Филлис.

— Рад, что с тобой все в порядке, — подытожил его двоюродный брат, когда Менедем закончил рассказ.

Но во взгляде Соклея читалось: «Я же тебе говорил!»

Да, он и вправду говорил, и он оказался прав. Менедем не почувствовал себя счастливее от этого взгляда.

Взяв чашу вина, Менедем слегка разбавил его водой. Вино не принесло облегчения его лодыжке — ее могло вылечить только время, — зато сам он почувствовал себя лучше. Он дал каждому моряку по драхме (Соклей снова что-то пробормотал) и отослал их обратно на «Афродиту».