Книга Под Андреевским флагом. Русские офицеры на службе Отечеству - Николай Манвелов

Клеенка во весь пол, большой диван и перед ним круглый стол, несколько кресел и стульев, ящик, где хранятся карты, ящики с хронометрами и денежный железный сундук — таково было убранство большой каюты. Все было прочно, солидно и устойчиво и могло выдерживать качку.

По обе стороны переборок были двери, которые вели в маленькие каюты — кабинет, спальню и ванную. Дверь против входа вела в офицерскую кают–компанию».

На более крупных парусных кораблях — фрегатах и линкорах — обстановка была куда богаче. Добавлялись мягкие диваны, шкафы из ценных пород дерева, а также, изредка, даже пианино. В командирском салоне стоял большой обеденный стол — в Русском флоте было между командирами принято ежедневно приглашать к завтраку, обеду либо ужину нескольких офицеров корабля.

В кабинете обычно стоял «полноразмерный» письменный стол, несколько кожаных кресел и книжные шкафы. Пол покрывал дорогой ковер, под которым мог скрываться и наборный паркет.

С переходом к стальному судостроению в размещении командира практически ничего не изменилось.

Даже на кораблях относительно небольшого водоизмещения, типа броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков», командир располагал гостиной, кабинетом, спальней и совмещенным санузлом.

По традиции, днем каюта освещалась не только бортовыми иллюминаторами (десять штук), но вмонтированным в палубу и «светлым люком» — металлическим либо деревянным каркасом со стеклами, напоминавшим современные теплицы и оранжереи. О том, что помещение расположено все–таки на боевом корабле, командиру «Ушакова» напоминали торпедный аппарат и две 47 миллиметровые пушки.

На эскадренном броненосце «Пересвет» командирское помещение состояло из кабинета, спальни и уборной. Вся мебель в командирской, адмиральской, а также в офицерских каютах корабля была сделана из белого полированного дуба. Обивка мягкой мебели выполнялась из коричневой шагреневой кожи.

На многих крупных кораблях помимо командирской каюты существовала и так называемая «запасная» каюта. В нее командир переселялся в том случае, если на корабле появлялся флагман, которому уступались командирские апартаменты. В этом случае приходилось потесниться и другим офицерам — при флагмане всегда имелся штаб из нескольких человек, которым также надо было где–то размещаться.

Так жили командиры больших кораблей. На тех, что поменьше, условия могли быть гораздо хуже. Например, первыми минными судами Российского Императорского флота, где было отдельное командирское помещение, были миноносцы «Ревель» и «Свеаборг». Более того, эти суденышки долгое время были единственными представителями своего класса, где командир имел собственный угол. До этого командирам приходилось либо не сходить с мостиков, либо искать себе какой–то уголок под верхней палубой. Впрочем, на малых кораблях отношения между офицерами и матросами обычно были куда более демократичными, нежели на броненосцах и крейсерах.

А старые моряки, помнившие дальние походы первой половины XIX в. могли только завидовать таким «царским» условиям. Вот, например, что вспоминал о кругосветном плавании в 1840–1842 гг. на парусном транспорте «Або» вице–адмирал Павел Яковлевич Шкот:

«.Мы выдержали ряд штормов, в продолжении которых не имели теплой пищи, так как разводить огонь в камбузе не было возможности, и питались сырой солониной и остатками сухарей. Снег постоянно валил, очищать палубу от него недоставало силы, и поэтому на палубе снегу постоянно было по колено, с рей и парусов падали глыбы снега. К этому нужно прибавить, что как офицеры, так и команда опять начали болеть; пришлось снова стоять на две, а часто и на три вахты. Сухого платья не было; обогреться негде и нечем; берегли только одну перемену сухого белья, которую надевали после смены с вахты; вступая же снова на вахту, надевали опять мокрое; по палубе протянуты были постоянно леера, без которых ходить было невозможно. В кают–компании и матросской палубе было мокро и душно от закрытых и задраенных люков. Да, плавание было вполне ужасное. Кажется невероятным, как мы могли перенести такие бедствия. Кажется, что это был сон, так как плавание на злополучном транспорте «Або» превосходит всякое вероятие».

Но вернемся к «Ревелю» и «Свеаборгу». Для малых минных кораблей того времени считалось блестящим результатом, если они могли действовать в зимнем море около четырех суток. Жить же на корабле экипаж мог без перерыва около месяца.

Спустя 20 лет на новейших минных крейсерах (эскадренных миноносцах) типа «Финн» командир уже располагал собственной каютой, где стояла мебель из полированного орехового дерева. Имелся волосяной диван[215] в чехле, прикрепленная к переборке койка, письменный стол, умывальник, зеркала и шкафы. Как видим, жизнь «миноносников» постепенно налаживалась.

Офицеры должностями пониже на различных кораблях жили опять же по–разному. Отдельные каюты всегда полагались старшему офицеру (часто из двух помещений — спальни и кабинета), ревизору (в его помещении размещался и денежный сундук, который могли поместить и в командирском помещении), старшему судовому механику и священнику. До начала XX в. обычным делом была мебель из красного дерева или бука[216] (офицеру полагался письменный стол или конторка, шкафы и книжные полки, стулья или кресла) и мраморные (часто — в дубовом шкафчике) умывальники в каютах. А вот ватерклозет в большинстве случаев был для всех офицеров общий. Кроме того, на больших кораблях имелась специальная ванная для инженер–механиков, которым по роду службы приходилось мыться гораздо чаще, чем всем остальным офицерам.

На более старых эсминцах типа «Сокол» офицерам приходилось жить в кают–компании, а отдельная каюта (довольно тесная) полагалась только командиру. При этом офицерские койки стояли совершенно открыто, и далеко не всякий командир разрешал на боевом корабле даже тот минимальный уют, что давали занавески перед спальными местами.

Добавим, что «стационарные» письменные столы, помимо командира и старшего офицера, обычно полагались лишь двум офицерам — старшему судовому механику и ревизору. Что же касается конторок, то за годы их использования в Морском ведомстве так и не удосужились обзавестись комплектом типовых чертежей для этого вида мебели. Поэтом на каждом судне данный предмет обстановки мог несколько отличаться от другого.

Вот, например, как выглядела офицерская двухместная каюта на корвете «Коршун» (главный герой Володя Ашанин — т. е. сам Станюкович, делит ее с корабельным священником). Дело происходит в начале 1860–х гг.

«Это была очень маленькая каютка, прямо против большого машинного люка, чистенькая, вся выкрашенная белой краской, с двумя койками, одна над другой, расположенными поперек судна, с привинченным к полу комодом–шифоньеркой, умывальником, двумя складными табуретками и кенкеткой[217] для свечи, висевшей у борта. Иллюминатор пропускал скудный свет серого октябрьского утра. Пахло сыростью.