Книга Бенвенуто Челлини - Нина Соротокина

Герцог привел их в свою комнату, сел в высокое кресло, Бенвенуто поставил по правую от себя руку, Бандинелли по левую – говорите! Окружение герцога посмеивалось, предчувствуя спектакль. Первым выступил Бандинелли:

«– Когда я открыл моего «Геркулеса и Какуса», право, больше ста сонетишек на меня было сочинено. Обо мне говорили самое дурное, что только придет в голову этому простонародью».

Во Флоренции существовал обычай: после каждого знаменательного события, а то и просто из желания кого-нибудь восславить, а чаще осмеять жители клеили на стены домов записки с сонетами. Бандинелли досталось много едких слов за «Геркулеса и Какуса» еще и потому, что композиция его была сработана из мрамора, который предназначался Микеланджело. На этом и построил Бенвенуто свой ответ. Он вспомнил гениальную работу ваятеля и архитектора – гробницу Медичи в церкви Сан-Лоренцо, сделанную по заказу папы Климента VII (1525—1527).

«– Когда наш Микеланджело Буонарроти открыл свою ризницу, где можно было видеть столько прекрасных фигур, то эта чудесная и даровитая школа, подруга истины и блага, сочинила на него больше ста сонетов», состязаясь, кто лучше скажет. А работа Бандинелли заслуживает всего того плохого, что про нее было сказано.

– Объясни! – в бешенстве отозвался Бандинелли. – Что ты можешь ей вменить?

– Я скажу, если у тебя хватит терпения выслушать.

– У нас хватит терпения, – с усмешкой сказал герцог.

Прежде объясним суть композиции. «Геракл и Какус» имеют отношение к десятому подвигу Геракла, когда ему было приказано доставить в Микены с острова Эрифия коров великана Гериона. Герион имел три головы и три туловища. Геракл убил Гериона, захватил его коров, переправился с ними через океан, а дальше, уже на суше, разбойник Какус похитил коров и спрятал их в пещере. Тут Геракл Какуса и убил. Коровы были доставлены им по назначению, где их принесли в жертву Гере. Красивая и сложная эта история угадывается только в названии, ничего этого в скульптуре Бандинелли нет. Какус мог быть как разбойником, так и рабом или хлебопашцем, хотя физиономия у него свирепая. Если вы не были во Флоренции и не могли увидеть эту скульптуру, то загляните в книгу «Мифы народов мира» I том, стр. 282 или в Интернет.

Не разозли его так сильно Бандинелли, Бенвенуто высказался бы куда мягче, учитывая корпоративную этику, но здесь было уже не до реверансов.

«– Я не от себя буду говорить, а от имени школы. А эта даровитая школа говорит, что если остричь волосы Гераклу, то у него не останется башки, достаточной для того, чтобы упрятать в нее мозг; и что это его лицо, неизвестно, человека оно или быкольва, и что оно не смотрит на то, что делает, и что оно плохо присажено к шее, так неискусно и так неуклюже, что никогда не было видано хуже; и что эти его плечища похожи на две луки ослиного вьючного седла; и что груди его и остальные эти мышцы вылеплены не с человека, а вылеплены с мешка, набитого дынями, который поставлен стоймя, прислоненный к стенке. Так же и спина кажется вылепленной с мешка, набитого длинными тыквами; ноги неизвестно каким образом прилажены к этому туловищу; потому что неизвестно, на которую ногу он опирается или которую он сколько-нибудь выражает силу; не видно также, чтобы он опирался на обе, как принято иной раз делать у тех мастеров, которые что-то умеют. Ясно видно, что она падает вперед больше, чем на треть локтя; а уже это одно – величайшая и самая нестерпимая ошибка, которую делают эти дюжинные мастера-пошляки. Про руки говорят, что они обе вытянуты книзу без всякой красоты, и в них не видно искусства, словно вы никогда не видели голых живых, и что правая нога Геркулеса и нога у Какуса делят икры своих ног пополам…»

– Злой язычище, паскудник, – перебил его Бандинелли, – а куда ты денешь мои рисунки?

Бенвенуто понимал, что чересчур обругал скульптуру, но не мог уже остановиться.

– Кто хорошо рисует, тот не может плохо работать. Думаю, что твой рисунок таков же, как и твои работы.

– Замолчи, содомище!

Стало тихо, герцог нахмурился, приближенные отвели в сторону глаза. Но Бенвенуто был явно в ударе, он тут же нашел подсказку для ответа.

– Безумец, ты выходишь из границ, – сказал Бенвенуто весело, хоть в душе у него все клокотало. – Бог не дал мне это благородное искусство, о котором мы читаем, что в раю этим занимался Юпитер с Ганимедом, а здесь, на земле, им занимаются величайшие императоры и короли мира. Я, смиренный человечишко, не смел бы вмешиваться в столь дивное дело.

Все громко рассмеялись. Тогда Бандинелли, стараясь усмирить смех, произнес на выдохе:

– Этот Бенвенуто хвастает, будто я обещал ему мрамор.

Последнее требует пояснения.

За месяц или около того в мастерскую пришел наниматься на работу юноша Франческо, сын Миттео, кузнеца. Бенвенуто дал ему отделывать уже отлитую голову Медузы. Раньше Франческо работал у Бандинелли, поэтому и спросил Бенвенуто, не хочет ли он поработать с мрамором.

– Хочу.

– Мой прежний хозяин просил передать, что предлагает вам отличный кусок мрамора.

– Я его беру, – ответил Бенвенуто, а дальше вместо благодарности добавил: – И пусть твой хозяин помнит о той опасности, которая миновала его на площади Сан-Доменико. Так ему и передай. Я думаю, что ты подослан ко мне этой скотиной Бандинелли, чтобы выведывать мои дела. Ступай и скажи своему хозяину, что я возьму этот мрамор даже против его воли, а ко мне больше не возвращайся.

Вернемся в зал герцога.

– Я хвастал? – возопил Бенвенуто с негодованием. – Разве не ты посылал ко мне Франческо, сына Миттео? Разве не предлагал сам мне мрамор?

– Никогда ты его не получишь, – ответил Бандинелли.

– Ах, не получу? Тогда ищи себе другой свет, потому что на этом тебе не жить! Я из тебя выпущу дух!

Тут Бенвенуто словно опомнился, вспомнил, наконец, где находится, и произнес, стараясь говорить спокойно:

– Простите меня. Я забыл славу вашей светлости.

– Правда ли, что ты обещал Бенвенуто мрамор?

Бандинелли вынужден был согласиться.

– Тогда пойди завтра на постройку и выбери себе любой кусок по вкусу, – продолжил герцог, обращаясь уже к Бенвенуто.

– Он обещал прислать мне его на дом.

На следующий день Бандинелли доставил в мастерскую Бенвенуто обещанный мрамор.

Мне кажется, что на этот раз в споре Бенвенуто перегнул палку. Не скажу, что в этом диспуте мои симпатии на стороне Бандинелли, но я ему очень сочувствую. Мало того что у его Геркулеса спина как длинные тыквы, а руки как дыни, так еще в русском переводе вся его композиция воспринимается на слух как смешная, глупая – «геркулесскаком». А она стоит на площади Синьории уже пятьсот лет, она там корни пустила. Современники чтили Бандинелли, да и наша энциклопедия относится к нему уважительно.

А.К. Дживелегов: «Бенвенуто не только не способен говорить правду о себе. Он иногда эту правду определенно скрывает. И скрывает сознательно. Вот примеры. Очень известна сцена между Бандинелли и Бенвенуто в присутствии герцога. Она в “Vita” (в «Жизни…». – Авт.) рассказана очень подробно. Там выходит, что Бенвенуто нападал на своего врага как на художника – о критике Геркулеса было говорено выше, – а Бандинелли либо защищался, либо если переходил в атаку, то просто осыпал Челлини вульгарными ругательствами, называя его содомитом и проч. А когда Вазари в биографии Бандинелли рассказывает о том же, впечатление получается иное. Конечно, и просто ругались нехорошими словами, но спор шел главным образом о вопросах искусства, причем и Бандинелли критиковал Бенвенуто. А Бенвенуто не захотел об этом сказать».