Книга Ледяной клад - Сергей Сартаков

Баженова хохотала:

- Афина, вот тебе лучший пример, как люди работают, обливаясь слезами...

- И другой пример, - слегка сердясь, откликнулась Феня, - другой пример, как люди потешаются над бедой товарища.

Она снова присела рядом с подругой.

Под окном заскрипел снег, послышались шаги, резкие, мужские. Но это не были шаги Цагеридзе, всегда на правую ногу ступающего тверже, чем на левую.

Баженова вопросительно повернула голову: "Кто бы это?" А Феня догадалась сразу: идет Михаил.

Вот так бывает очень часто. Едва подумаешь о человеке, и он сейчас же тут как тут. Михаил к ним никогда не заходил, но сегодня, после истории на Громотухе, он не мог не прийти. Феня это знала твердо. И удивительно было лишь то, что он так долго не шел.

Интересно, как он будет оправдываться, извиняться? И что тогда подумает Мария, которой Феня уже два раза подтвердила: на Громотухе она была совсем одна. Феня растерянно засуетилась, наводя на столе порядок. Пальцы у нее подрагивали. Ах, все-таки лучше бы поговорить с Михаилом не сейчас...

Вошел Максим.

Застенчиво улыбаясь и лунно светясь всем своим широким лицом, он сдернул шапку с головы, сказал виновато:

- Добрый вечер! К вам можно? Не поздно еще?

Феня сразу вытянулась, разочарованная. Она ждала, хотя и боялась, прихода Михаила. А этот... Даже видеть сейчас Максима ей не хотелось. Будет сидеть, сутулясь и не раздеваясь часа два, мять в руках шапку, рассказывать какие-нибудь пустяки, все повторять "мы с Мишкой" и поглядывать попеременно то на нее, то на Марию. Чудак парень! Как только Женька Ребезова чем-нибудь его обожжет, он сейчас же сюда бежит.

- А-а, Максим! Добрый вечер! - ответила Баженова. - Вот кстати. Снимайте шубу. Поможете нам делать пельмени. Умеете?

- Ну, это мы с Ми... - заговорил было Максим и осекся. - В общем, лепил я на Ингуте, пробовал.

- Значит, теперь и на Читауте полепите. И под правильным женским руководством. Надо все уметь. На сибирячке женитесь, как же без пельменей? Баженовой Максим нравился. И нравилось всегда слегка поддразнивать его женитьбой на сибирячке. - Да вы раздевайтесь. Все равно мы вас не выпустим. Мойте руки.

Максим принялся отказываться, говорить, что забежал лишь по пути, был в кино, а там ни Марии Сергеевны, ни Афины Павловны он не видел, подумал - не заболел ли кто. Решил узнать...

Феня молчала. Она понимала - Максим врет, сочиняет все на ходу. И соображала: когда и где Женька Ребезова в очередной раз щелкнула парня по носу - в кино, и он действительно сбежал оттуда, или еще днем, на работе? Проучить бы его и здесь.

Но Баженова выслушала Максима добродушно, хотя и тоже с недоверчивой улыбкой.

- Да как же это, Максим? - сказала она, отрезая ему путь к отступлению и заставляя снять полушубок. - Вы так сильно о нас тревожились, зашли спасибо! - и вдруг сейчас же побежите дальше. Останьтесь. Ну, останьтесь! Серьезно: нам поможете и сами поучитесь. Картина была интересная?

- Картина? Да нет, мне не понравилась, - виляя, ответил Максим. Глядел, а в голове пусто, ничего не запомнилось. Так, помелькало что-то на экране. И потом, все время лента рвалась.

И опять Феня видела, как бегают глаза Максима, как он врет, придумывая свои объяснения.

- Хотела Ребезова к нам зайти, посочинять частушечки. Вы из кино не вместе вышли? - не выдержала она.

Сказала это - и поразилась: до чего же точно попала в цель. Максим одеревенел и, сделав было до этого несколько шагов от порога, опять потянулся рукой к полушубку.

- Нет, я когда-нибудь после...

Феня смягчилась.

- Ой, я напутала! Это же на завтра с Женькой мы сговорились.

И довольная своей жестокой карой, потом глядела, как Максим моет руки и как Баженова, разгадав ее слова, улыбается, повязывает парню фартук: "Не запылитесь мукой".

У стола они разместились все трое рядом, Максим в середине.

Пельмени у Баженовой получались красивее и лучше всех. Маленькие, тугие, приятно бугрясь в самой срединке. "Уральские!" - хвастливо говорила она. Феня делала пельмени крупнее, побеждала числом, но никак не могла добиться той удивительно точной и гладкой защипки самых кончиков, которая удавалась Баженовой. "Сибирские!" - упрямилась Феня. А Максим выпускал "продукцию", совсем не соответствующую никаким стандартам, ни уральским, ни сибирским. Сочни у него все время рвались, сквозь тесто просвечивал фарш, а самые кромочки защипнутых пельменей завивались вроде шнурка. "Ингутские!" говорил он, густо присыпая мукой свои особенно неудавшиеся изделия.

И все смеялись.

- А знаете, Максим, - сказала Баженова, - как раз перед вашим приходом мы размышляли с Афиной о том, что такое красота труда. Как вы ее понимаете? Не подумайте только, что это относится к вашим "ингутским" пельменям!

Максим посмотрел на Баженову с подозрением: не скрыт ли все же в ее словах какой-то тайный смысл, подвох.

- А чего же тут понимать? - удивился он. - Не только труд, а и все на свете обязательно должно быть красивым. Надо говорить - не красота труда, а красота жизни.

- Нет, погодите, Максим, вы сразу размахнулись очень широко, - заметила Баженова. - Конечно, красота жизни вмещает в себя любую другую красоту, но мы ведем разговор пока лишь о красоте труда. Это что такое?

- Вот не люблю, не умею разбираться в теориях, - покрутил головой Максим. - Для меня все просто. Красота труда - когда человек красиво работает. Вот и ответ. Что еще к этому можно придумать!

- А все люди работают красиво? - спросила Феня. И сразу ей представилось, как ловко работает Михаил и вот этот, не очень-то собранный и проворный его товарищ.

- Работают все красиво. Кроме тех людей, у которых здесь вовсе пусто, убежденно сказал Максим. И повертел пальцем вокруг виска.

- Д-да, - с сомнением протянула Феня. - А мне вот кажется совсем не так. Один работает действительно красиво, а другой - просто тошно смотреть. Но об этом потом. Давайте пока согласимся с вами. Но тогда вы скажите, почему, что заставляет людей красиво работать?

- А ничего не заставляет! Каждый человек сам по себе, от природы своей человечьей красиво работает - насколько уменья хватит у него. Все красивое приятнее, лучше. Как же не хотеть, не стремиться к этому? Когда человеку приятно работать, он больше сделает. А это всем на пользу. И потом еще красиво работать - легче. Тоже для всех польза. Спросите: что красивого в самой работе? Точность и экономность. В каждом движении человека. В лишней, ненужной либо неправильной работе какая же красота?

- Ну, отдельные моменты могут быть и в "лишней" и в ненужной работе красивыми, - вмешалась Баженова. - Тут у вас получается не очень доказательно.

- Почему не доказательно? - закричал Максим, расходясь теперь все больше и больше и лепя пельмени совсем уже как попало. - Почему не доказательно? Тогда я вам такой пример. Говорят: у человека, к примеру, нос или глаза красивые. Если по-вашему сказать - "отдельные моменты". Да? Ну, вот. Это же неправильно! Они красивыми могут быть только при человеке и вместе с ним составлять вообще всю его красоту. Отрежь самый превосходный нос или вытащи самые замечательные глаза и положи их отдельно... ну, хоть вот рядом с этими пельменями, кто скажет - красивые?