Книга Маскарад - Мэри Кингслей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай попытаемся, Джозеф. Худшее, что нам грозит, это приказ виконтессы вытолкать нас за дверь.
Макнелли направил телегу по дорожке, ведущей к дому.
– Держу пари, во время шторма здесь жутко сыро. Да. Я был прав.
– Вы о чем?
– Кто-то идет нам навстречу, наверняка, узнать, что нам надо.
Бланш посмотрела в том направлении, куда указывал Макнелли, и увидела человека верхом на лошади, он ехал к ним через поля.
– Как он узнал, что мы здесь?
– Какая разница, может, повернем назад, а, мисс?
– Нет, мы не можем.
Бланш выпрямилась, собирая всю свою волю в кулак. Теперь ее зовут Леонора Хиглзби, представительница Дуврского благотворительного общества помощи морякам. Мисс Хиглзби была очень добродетельная старая дева, носившая не только серый капор, но и чепец. Эта характерная черта имела еще одно преимущество: медовые волосы Бланш были хорошо спрятаны. Мисс Хиглзби относилась к своей работе с большим рвением. Она каждую неделю приносила в церковь свежие цветы и была немного увлечена викарием. У нее начисто отсутствовало чувство юмора, и она была предана делу, которым занималась.
Мужчина остановился перед повозкой. Он был средних лет, но его волосы уже начали седеть. На мужчине были только рубашка и брюки.
– Кто вы? – крикнул он.
– Добрый день, сэр, – поприветствовал его Макнелли, прежде чем Бланш успела открыть рот. – Не могла бы виконтесса принять нас?
Мужчина нахмурился.
– Как о вас доложить?
– Простите моего слугу, – произнесла Бланш и наклонилась вперед. – Меня зовут Леонора Хиглзби, Дуврское благотворительное общество помощи морякам. Я уверена, вы много слышали о нас. Нет? Я очень удивлена, сэр. Мы помогаем морякам, я имею в виду тем, кто болен или…
– И вы приехали просить виконтессу о пожертвовании?
– Вы слишком прямолинейны, сэр, – сказала Бланш и вскинула голову.
– И нечего называть меня «сэр». Я – дворецкий, – Он снова нахмурился, а потом пожал плечами. – Похоже, вы не опасны. Поезжайте к дому, там о вас позаботятся.
– Благодарю вас! – крикнула Бланш, когда Макнелли направил повозку к дому. – Да вознаградит вас Господь за вашу доброту!
– Вам надо быть более сдержанной, мисс, – пробормотал Макнелли.
– Мисс Хиглзби сказала бы так от чистого сердца.
Макнелли фыркнул. Он не одобрял ее манеры вживаться в роль и прямо так ей и сказал. Но, тем не менее, им удалось пробраться к дому.
– Большой дом, надо думать.
Молтон-Холл был огромен, квадратное здание красного кирпича смотрело на море, подходящий дом для благородного человека. И все же нечто в облике Молтон-Холла выдавало постоянную заботу об удобстве его обитателей. При других обстоятельствах ей, наверное, даже захотелось жить здесь. Но сейчас Бланш хотела только одного, чтобы это безумное предприятие поскорее подошло к концу.
Макнелли остановил повозку. Никто не вышел, чтобы заняться их лошадью, даже входная дверь заперта. Похоже, их ждет далеко не радушный прием. Собравшись с духом, Бланш улыбнулась Макнелли и спрыгнула с повозки. Она сделала глубокий вдох, когда шла к двери, ей пришлось заставить себя взяться за дверной молоток. Слишком много поставлено на карту, чтобы отказаться в последний момент.
Дверь открыл высокий мужчина. Он с презрением посмотрел на Бланш и холодно произнес:
– Торговцы входят через заднюю дверь.
– Я ничего не продаю, – сказала Бланш и протянула ему карточку, на которой было написано ее вымышленное имя. – Я – мисс Хиглзби из Благотворительного общества помощи морякам. Могу я обратиться к ее светлости?
– Виконтесса сегодня не принимает, – ответил слуга и начал закрывать дверь.
– О, пожалуйста, – взмолилась Бланш и поставила ногу между дверью и косяком. – Если бы вы только доставили мою карточку ее светлости, уверена, Господь не забудет вашей доброты.
Мужчина подозрительно посмотрел на нее из-за двери.
– Я попытаюсь, – сказал он и толкнул дверь.
– Пожалуйста, – снова произнесла Бланш, морщась от боли в прищемленной ноге. – Сегодня так жарко. Можно я подожду в доме?
Все тот же подозрительный взгляд прищуренных глаз.
– А Господь возблагодарит меня, если я вас впущу?
– О да, я уверена, – ответила Бланш серьезно: мисс Хиглзби не могла понять, что над ней откровенно издеваются.
– Что ж, хорошо. Думаю, от вас не будет вреда. – Он открыл дверь, и Бланш вошла в прохладный холл. – Стойте здесь, – предупредил слуга и пошел к лестнице, которая находилась слева.
– Спасибо, сэр, – бросила ему вслед Бланш. – Да благословит вас Бог. – Она первый раз в жизни оказалась в доме настоящего аристократа и поэтому старалась, как следует все разглядеть. Кроме того, мисс Хиглзби надо побольше узнать о знати, раз она собирается просить у них денег.
Холл был прямоугольный с высоким потолком, стены обшиты дубовыми панелями. На полу не было ковра, но все говорило о роскоши и удобстве: от серебряного канделябра на полированном столике до маленького дивана у окна и картин на стене, которые, несомненно, были произведениями искусства, хотя Бланш в нем и не разбиралась. Одно из полотен было довольно темным, на нем были изображены фрукты и вино, на другом охотники, убивающие оленя. Содрогнувшись, Бланш повернулась к следующей картине: Молтон-Холл на фоне грозовых туч, на полотне рядом еще один знакомый вид – противоположный берег Дуврского пролива. Очевидно, в семье был художник, подумала Бланш и повернулась к следующей картине. Сначала она не осознала, что видит, но потом вздрогнула от ужаса и удивления. Как во сне Бланш пересекла холл, остановилась перед портретом, вцепившись в раму руками, и застыла как громом пораженная.
С портрета на нее смотрел Саймон.
Саймон мерил шагами чердак, время, от времени подходя к окну, чтобы окинуть взглядом тихие улочки и крыши домов. Еще один закуток в чужом доме. Иногда это бродячее существование начинает порядком надоедать, несмотря на возможность нигде не задерживаться и жить, как хочешь. Иногда ему хотелось, чтобы было такое место, куда он мог стремиться, где его ждали. Дом.
Обстоятельства изменились к худшему. Со вчерашнего дня, когда он и Бланш приехали в Дувр, ему все время приходилось прятаться в комнате Жиля, но прошлой ночью его тайком переправили в этот дом, комнату в котором он делил с Яном. Саймон, как и прежде, был загримирован под старика, но теперь грим был наложен с большей тщательностью, чем тогда в Лондоне, как бы то ни было, стоило кому-нибудь присмотреться, и человек сразу бы понял, что он не так стар, как кажется.
Дверь позади него отворилась, и Саймон резко обернулся, хватаясь за палку, которая одновременно служила и тростью и оружием.