Книга Четыре четверти. Взрослая хроника школьной любви - Александр Юк

Тропинка, пробитая вдоль опушки леса, зажатая пространными колеями-лужами, сузилась. Ребята вытянулись в цепочку. Они подходили к поселку. Маша пропустила Гарика вперед. Теперь она могла изредка оглядываться назад. Хмурое Женино лицо ее уже не смущало.

Шкет, выросший из-под земли, с какой-то угловатой с оттопыренными ушами лысой головой направился к Гарику.

– Дай закурить, – не попросил, а скорее приказал шкет.

– Не курю, – бросил, не останавливаясь, Гарик.

Но шкет вовсе не собирался уступать дорогу. Гарик, обходя его, вступил в лужу. Лопоухий, не обращая внимания на Машу, направился к Жене:

– Закурить, – это было уже требование, не терпящее возражений.

– Подвинься, командир, – и Женя, легко подхватив мелюзгу под мышки, поставил пацаненка в середину здоровенной лужи, освобождая дорогу Маше.

– Ты на кого, падла, руку поднял?! – неожиданно завопил шкет.

Это был сигнал. Они высыпали сразу, обходя, окружая и оставляя только единственный путь – в лес. Их было человек восемь. Сопляков-скинов лет по четырнадцать – шестнадцать с тупыми бультерьерообразными мордами. Они были как из-под одной штамповки: бритоголовые до синевы, в высоких, шнурованных, с утяжеленными носами армейских ботинках, джинсах и кожаных без воротников застегнутых куртках. Обмундирование для уличных драк. У кого-то в кулаках сверкнули кастеты. Один покачивал в руке мотоциклетную цепь. Ребята не видели их, когда проходили здесь минут двадцать назад. В лесу стояло еще трое скинхедов постарше со скутерами с заглушенными двигателями.

Шкет, вылезший из лужи позади ребят, матерно выругался и вдруг с разбега в стыренном из третьеразрядного боевика прыжке попытался нанести удар грязным башмаком Жене в живот. Остальные с расстояния одобрительно смотрели на развлечения пацаненка. Женька успел отскочить в сторону. Нога шкета проскользила по завязанной в узел у пупа Жениной рубахе, и, не удержавшись в мокрой обуви, каратист шлепнулся на землю костлявым задом.

Один из скутеристов, с вытатуированными на запястье двумя восьмерками, отделился от остальных и направился к авангарду.

– Глянь, а девка-то – нацменка! – выкрикнул он, тыча пальцем в сторону Маши. – Давай-ка ее сюда. А этот – жиденыш натуральный!

Пока остальные раздумывали, обходить ли лужу или лезть напрямик, скин, что стоял прямо перед ними на дорожке, по команде ринулся вперед. Инстинктивно, где-то на уровне подсознания, Гарик отпрянул в жидкую грязь, едва не поскользнувшись. И одновременно с ним Женя сделал шаг вперед, прикрывая Машу.

Эти два шага решили их судьбы.

Маша не поняла, почему осел, ухватившись обеими руками за треснувший нос, рвавшийся к ней бритоголовый. Но Женька заорал:

– Бегите! Гарька, спасай ее!

На мгновение все действующие лица замерли в несрежиссированной мизансцене. В возникшей паузе Гарик схватил Машу за руку и рванул через грязь и воду в брешь, образовавшуюся в кольце. Узкая юбка мешала бежать. Маша потеряла ощущение реальности. Если б не Гарик, она бы застыла на месте, как парализованная, но он тащил ее, и она бежала, чтобы не упасть в эту липкую и скользкую жижу, взрывающуюся под ногами. Она еще успела оглянуться назад, и в ее памяти запечатлелась самая страшная картина из всех, что ей пришлось видеть в жизни. Трое скинов с опозданием кинулись за ними в погоню. Они старались удержаться на тропинке и мешали друг другу. Но Маша смотрела не на этих, гнавшихся за ними, а дальше. Туда, где Женя, ее Женя, в ногу которому вцепился шкет, пытался подняться с земли и вдруг вновь рухнул под ударом армейского ботинка…

…Все заволокло красным туманом. Маша не видела больше ничего вокруг. Она не осознавала, где находится, кто с ней. Такое было с ней впервые. То ей казалось, что она все еще бежит, спасаясь от бритоголовых отморозков, и она вскакивала со стула, но кто-то упрямо силой усаживал ее назад. То она пыталась поднять Женю из жидкой мешанины, но сил ей не хватало.

– Маша, Маша! Очнись, это я… – доносилось до сознания из сна, который она пыталась стряхнуть. Но сон навязчиво возвращался. – Ты меня видишь?

Кто-то хлестал ее по ватным бесчувственным щекам, пытался напоить из стакана с черной, набранной из этой черной грязи жидкостью, а она, стиснув зубы, мотала головой, проливая на себя чернильные капли.

– Пустите! Не трогайте меня! Садисты! Звери, скоты!.. Ублюдки, пустите меня…

Она вырвалась из их цепких рук и бросилась к выходу… И здесь наступило прозрение. Она с удивлением рассматривала свои в рваных грязевых гольфах вымазанные ноги. Гарик подошел сзади со стаканом полуразлитой «колы», протягивая ей…

– Почему ты здесь? – она с удивлением смотрела на Гарика, отстраняя стакан. – А где Женя? Женя где?!

– Женя… – Гарик вытирал липкие от «колы» руки о махровое полотенце.

– Женя где?! – Маша схватила Гарьку за белую когда-то рубашку. – Женя!..

Она бросилась к двери, но Гарик так и не дал ей ее открыть, повернув ключ в замке. Глаза у него сузились:

– Ты пришла в себя? Все. Сиди здесь. Не выходи никуда. Поняла?!

Он нырнул уверенно в чулан и вытащил на длинной ручке топор.

– Сиди, запрись, – еще раз приказал он и шагнул за порог.

Она выскочила вслед за ним. Гарик пересек участок и распахнул калитку. Маша метнулась за ним вслед…

Она увидела его так же почти, как тогда. Когда он вернулся утром после «выноса ведра». Он шел сам. Медленно. Останавливался и делал еще несколько шагов. Толстая тетка с клеенчатыми сумками, из которых торчала зеленая помидорная рассада, обогнула его стороной, пробурчав громко:

– Какой молодой и какой пьяный.

Они бросились к нему одновременно, подхватили с двух сторон. Топор, зажатый в кулаке Гарика, мешал ему, но он не выпускал его из рук. Они втащили и положили Женьку на диван.

Монмартик был грязен, поэтому на измазанном лице не так страшны были следы от ботинок. Кровь смешалась с землей и приобрела коричнево-красный оттенок. Левая сторона лица оплывала.

– Лед! Воды!

Но воды не было. Маша в отчаянье взирала на Гарика:

– «Скорую»! Вызови же «скорую»! Не стой ты!

Гарька схватил мобильник и стал с силой вдавливать кнопки. Через некоторое время зазеленил дисплей, телефон издал жалобный звук, и дисплей погас.

– Аккумулятор. Сел, – обреченно констатировал Гарик. – А может, промок…

– Ну, хоть ты не сиди. На почту беги. Оттуда звони. «Скорую»! Срочно!

– Да. Я мигом.

Гарька, не расставаясь с топором, выскочил на улицу.

Женя лежал распластанный по дивану. Глаза его следили за Машей. Она пронеслась на кухню и из заросшего льдом холодильника стала выскребать снег в целлофановый, выпотрошенный из-под хлеба пакет. В сумке, забитой «колой», она обнаружила единственную бутылку с минеральной водой и обрадовалась ей, как спасению.