Книга Дом Дверей: Второй визит - Брайан Ламли

– В деревне есть какое-нибудь оружие?

– Ножи, – охнул тот. – Может быть, несколько дробовиков, духовых ружей и мелкашек для охоты. Но современное оружие – нет. Насколько мне известно. – Он повернулся к спецагенту. – Но, в любом случае, вам никак нельзя пускать в ход автомат! Вы же сделаете меня еще и убийцей вдобавок ко всей той лжи, в которой меня обвиняют!

– Это не твой мир, Кину Сун, – втолковал ему Тарнболл. – Если мне придется пустить его в ход, то я пущу, лишь бы оградить тебя от опасности. – Он занял позицию во главе группы, расставил ноги и направил автомат вперед и вниз. И крикнул:

– Эй, вы! Стойте прямо там, где вы есть!

– Пес-иностранец! – выругался бежавший впереди и взмахнул ножом за миг до того, как спецагент расколол пулей булыжник прямо у него между ног. Китаец резко затормозил. А когда резкое, резонирующее «крак!» выстрела стихло, Джек добавил:

– Стоять! Следующая угодит в то большое пустое пространство у тебя в голове, – Тарнболл двинулся прямо к братьям Лотос. Кину Сун шагнул было за ним, собираясь вмешаться, но Джилл схватил его за руку.

– Джек прав, – сказал он. – Если с тобой что-то случится, то мы, может, и не выберемся отсюда. Я хочу сказать, никто из нас тогда не вернется. В том числе и ты.

– Вы правы, – охнул Сун. – Это не мой мир. Он просто не может им быть. Братья Лотос недолюбливают меня, но они бы не стали убивать! И все, что вы услышали обо мне – сплошная ложь.

– Низкородный пес! – Настоящий смутьян из пары братьев скрестил руки на груди и бросил злой взгляд на Кину Суна. – Подлый корейский ублюдок! – Он явно страдал избыточным весом, поэтому, несмотря на вроде бы высокий для человека его расы рост, выглядел приземистым и коренастым. У него были тонкие усы, поросячьи глазки и блестящие от жира черные косички.

– Почтенный шурин, – поклонился в пояс Сун. – Я лишь хочу…

– Хочешь? – оборвал его рослый. – Ты, чего-то хочешь? Ты смеешь обращаться ко мне, как к своему брату, грязное дерьмо собачье! И…

Но это «и» послужило сигналом к окончанию, так как именно на этом союзе Тарнболл и врезал коренастому в живот складным прикладом своего автомата, а затем вскинул его вверх и двинул по дряблому подбородку Суновского шурина, заставив его растянуться. Секунду назад этот громила стоял на ногах, а в следующую уже лежал на спине, а нож лязгнул о булыжник.

Младший тощий брат вытаращил глаза и отступил на шаг, но Тарнболл ткнул ему в живот дуло автомата.

– Ты! – проворчал спецагент. – Ты тоже хочешь оскорбить нас?

– Я… я… нет, вовсе не хочу, – тощий чуть не падал в обморок. И Кину Сун осмелел.

– Если у меня больше нет лица, – решил он, – то чего бы я ни сказал и ни сделал в этой деревне, не имеет никакого значения! А теперь слушай! – И он схватил тощего брата за горло одной здоровой рукой, но рукой налившейся страшной силой ярости:

– Все, что болтали обо мне эти… эти старые вороны – полнейшее вранье, – заявил он. – И то, что сказал мой так называемый «почтенный» шурин… это тоже вранье. Ну, а теперь я хочу повидать Лотос. Моя жена здорова? Лучше бы ей быть здоровой. Где она?

Тощий ответил злым взглядом, и Кину Сун встряхнул его, как терьер крысу.

– Вон там, в доме дяди, – показал тощий. – У Лотос скоро начнутся роды, наверное, даже уже начались.

– Я знаю, где дом твоего дяди, придурок! – Сун оттолкнул его так, что тот споткнулся и упал на колени.

Нагнувшись, он подобрал с булыжников нож толстого, а Сун в ногу с Тарнболлом направился к указанному дому.

– Моя Лотос, – голос у него дрожал, бравада оказалась напускной, – рожает мне ребенка!

Вот тут-то и полетели камни. Кидали их деревенские женщины, крича хором:

– У тебя нет лица, Кину Сун. Ты безликий корейский пес! – И тогда Анжела впервые извлекла девятимиллиметровый «браунинг» Тарнболла и выстрелила не слишком высоко, поверх их голов. Словно по волшебству, улица сразу опустела. А группа Джилла проследовала к дому дяди Лотос у подножья холма.

* * *

Не останавливаясь, Кину Сун постучал по деревянной филенке довольно тонкой двери. В занавешенном нитями из бус окне появилось ненадолго чье-то лицо, но, не считая скрытного движения в доме, этим все и ограничилось. Тарнболл не терпел помех и определенно не собирался допускать, чтобы его игнорировали. Приложив к двери массивное плечо, он вышиб ее внутрь, чуть не сорвав с петель. Первым войдя в дом, Кину Сун едва не столкнулся с толстой женщиной, несшей тазик с курящейся паром водой и переброшенными через руку чистыми полотенцами. Это сказало им все.

– Где Лотос, почтенная тетушка? – прорычал Сун, и на сей раз с ним не посмели спорить. Наверное, повитуха заметила его покалеченную руку, отсутствующую на ней кисть, и уловила, как он произнес слово «почтенная». Как бы там ни было, повитуха поняла, что он не в настроении терпеть возражения.

– Там! – взвизгнула она. – Бедное дитя, бедная, милая Лотос, там – зверь! – Она показала на дверь, занавешенную колышущимися нитями из бус. Девичий голос спросил изнутри:

– Кину Сун?

Да, голос этот был милым, но… дрожал от страха?

Ну, естественно. Лотос и должна бояться. Ведь она же была всего лишь молоденькой девушкой, готовящейся рожать. По крайней мере, Джилл надеялся, что все обстоит именно так. Поскольку Кину Сун потерял лицо, то кто мог сказать, какие неприятности могли случиться?

– Лотос! – воскликнул Сун, бросаясь вперед, и занавеска из нитей с бусами раздвинулась, открыв взорам коренастого мужчину со сверкающим скальпелем в поднятой руке. Увидев Суна, он взмахнул острым лезвием, норовя садануть по лицу.

Но запястье его натолкнулось на дуло автомата Тарнболла, мужчина выронил скальпель и вскрикнул от боли. Спецагент взял оружие за ствол, собираясь огреть его прикладом, но Сун закричал:

– Нет, Джек! Мой дядя… также деревенский врач!

Тарнболл едва-едва успел остановить свой удар, и Джилл затолкал «врача» обратно в ту комнату.

Там лежала Лотос с гротескно вздувшимся животом, широко распяленными и согнутыми в коленях ногами, смахивающими на конечности какого-то чудовищного белого паука. По лицу у нее ручьями струился пот, а тело дрожало, словно под плетью. Но при виде Кину Суна… в уставившихся на него глазах не появилось ни проблеска радости. Ни радости, ни ненависти при появлении человека, из-за которого она переносила сейчас припадки острой боли. В них вспыхнул страх! И Кину Сун увидел его.

– Лотос! Как ты на меня смотришь, нет! – прорыдал он и упал на колени у родильного стола. – Они тебе наврали. Все наврали. Чего бы там тебе ни наговорили обо мне, это все не правда! Ты ведь наверняка это знаешь? – Он попытался взять ее за руку, кисти женщины сжимали резиновые ручки стола.

Она отшатнулась, вскрикнула от внезапной боли, закрыла глаза и лежала, тяжело, со свистом, дыша.