Книга Графиня Гизела - Евгения Марлитт

Князь приведен был в крайнее изумление.

– О, так в самом деле он был такой Крез? – спросил он, прохаживаясь взад и вперед по комнате. – Мне известна история вашей жизни, милостивый государь, – сказал он после небольшой паузы, останавливаясь перед португальцем. – Но некоторые из ваших показаний, направленных против барона Флери, напомнили мне об одном несчастном случае – брат ваш утонул, и вы вследствие этого оставили Германию?

– Да, ваша светлость.

– Вы случайно встретились с господином фон Эшенбахом в ваших странствованиях по свету?

– Нет. Он был дружен с моими родителями, он звал меня и брата моего к себе в Бразилию – я уехал из Германии согласно его желанию.

– А, так вы, стало быть, его приемный сын, его наследник?..

– Во всяком случае, он думал, что я должен принять от него его богатства за ту любовь и попечение, которые я ему оказывал. Но я без ужаса не мог подумать о сокровищах этого человека, когда пред смертью он открыл мне свою тайну. Я не могу простить ему его молчания, через которое так много дурного совершалось в его отечестве, между тем как одного его слова достаточно было, чтобы уничтожить причину зла. Он не был мужествен и боялся запятнать свое имя… Оставленное им наследство я употребил на общественные учреждения… Счастье благоприятствовало моим частным предприятиям – и я стою на своих собственных ногах.

– Вы намерены возвратиться в Бразилию? – спросил князь с каким-то странным, двусмысленным взглядом и подошел ближе к португальцу.

– Нет, я желаю сделаться полезным в моем отечестве… Ваша светлость, я питаю благую надежду, что с того момента, как тот жалкий интриган безвозвратно переступил порог, новая жизнь настанет для всей страны…

Лицо его светлости омрачилось. Он опустил голову и исподлобья смерил пронзительным взглядом португальца.

– Да, он жалкий интриган, вконец испорченная душа, – сказал князь медленно, напирая на каждое слово. – Но мы не должны забывать, милостивый государь, что он в то же время был великим государственным человеком!

– Как, ваша светлость, этот человек, который самые ничтожные стремления к высшим потребностям в народе забивал немедленно своей железной рукой?.. Человек, который в продолжение всей своей долгой деятельности ни одним пальцем не шевельнул, чтобы поднять страну в ее материальном положении, а, напротив, со злобой преследовал каждое отдельное лицо, желавшее принести пользу народу, из опасения, вероятно, что мужик с сытым брюхом захочет, чего доброго, на досуге бросить взгляд на политическую кухню государственного правителя?.. Лицемер, не носивший и искры религии в своей груди, но приклеивший ее к своему скипетру; поддерживаемый воем властолюбивой касты, обладающей правом свободной речи; из благотворной, высшей силы, источника света, который должен был бы освежать человеческую душу, он сделал пугало, которое безжалостно душит каждого, кто приблизится к нему!.. Пройдите, ваша светлость, по всей стране…

– Тише, тише! – прервал его князь, замахав руками; лицо его приняло холодное и жесткое выражение. – Мы живем не на Востоке и не в то сказочное время, когда великие визири прохаживались по улицам, чтобы услышать приговор народа своему правлению… В наше время так много появилось стремлений, фантазий и всяких бредней, что, право, человеку здравомыслящему трудно становится среди этого хаоса… Мне известны ваши убеждения – заведение ваше служит вывеской им; я не сержусь на вас за это, но моими убеждениями они никогда не могут быть… Вы ненавидите дворянство – я же буду поддерживать его и охранять до конца моей жизни… Да, я не задумавшись принес бы исповедываемому мной принципу самые тяжелые жертвы… Я не сомневаюсь, что сегодняшние события, если они станут известны, должны принести много дурных последствий, и потому они вдвойне неприятны для меня… Того несчастного, само собой разумеется, я должен удалить… Но если удаление его станут объяснять другими мотивами, одним словом, если бы дело это в самом худшем его свете можно было замять теперь же, я готов с полной охотой смотреть на все случившееся – разумеется, за исключением личности барона Флери, – так, будто ничего не случилось… Я оставляю в ваше полное распоряжение, милая графиня, имущество, о котором идет речь…

– Ваша светлость! – вскричала девушка, как бы не веря своим ушам. – О, – прибавила она с горестью, – это слишком недостойное наказание для меня!.. Я навсегда отказываюсь от него! – запротестовала она торжественно.

– Но, милое дитя, не принимайте дело это так трагически, – успокаивал ее князь. – Никто никогда не думал о нем так строго… Но пора вам отправляться. В ближайшее время я побываю в Грейнсфельде и буду говорить с вами – в скором времени вы будете жить при моем дворе под покровительством княгини.

Ни лице Гизелы отразился испуг, и в то же время оно покрылось румянцем.

– Ваша светлость осыпает меня милостями, – проговорила она, с твердостью глядя в глаза князя. – Я вдвойне благодарна за это отличие, так как фамилия Фельдерн по справедливости не заслуживает его… Но тем не менее я должна отказаться от чести жить при дворе в А., ибо мой жизненный путь с недавних пор совершенно ясно и определенно начертан предо мной.

Князь отступил в изумлении.

– Можно узнать, в чем дело? – спросил он. Молодая девушка, вспыхнув, отрицательно покачала головой; затем невольно сделала быстрое движение к двери, как бы желая удалиться. Его светлость молча протянул ей на прощание руку.

– Все же я не буду терять вас из виду, графиня Штурм, – сказал он после небольшой паузы. – И если у вас будет когда-нибудь желание, которое я смогу исполнить, то вы доверите его мне, не правда ли?

Гизела сделала глубокий реверанс и переступила порог комнаты. Дверь затворилась.

Прежняя маленькая хозяйка этих роскошных покоев проходила по ним последний раз.

Быстро, точно кто ее преследовал, она миновала коридор. Внизу лестницы стояла госпожа фон Гербек.

– Ради Бога, милая графиня, куда вы подевались? – вскричала она с досадой. – Не совсем любезно с вашей стороны оставлять меня одну на такое долгое время!

– Я была у его светлости, – отрывисто возразила Гизела, быстро проходя мимо гувернантки в уединенную залу, в которой она сначала дожидалась князя.

– Прошу вас распорядиться экипажем и уехать в Грейнсфельд, – сказала девушка повелительным тоном, войдя в комнату.

– А вы? – спросила гувернантка, ничего не подозревая о случившемся.

– Я с вами не поеду.

– Как, вы остаетесь в Белом замке? Без меня? – вскричала она, оскорбляясь и постепенно возвышая голос.

– Я не остаюсь в Аренсберге… В эти немногие часы отношение мое к этому дому изменилось так, что присутствие мое здесь невозможно.

– Боже милосердный, что же случилось? – вскричала озадаченная толстуха.

– Здесь я не могу распространяться с вами об этом предмете, госпожа фон Гербек… Уезжайте как можно скорее в Грейнсфельд… Объяснения, которые еще между нами необходимы, я буду иметь с вами письменно.