Книга Изгнание - Чарльз Паллисер

Почувствовав, что она собирается сказать, я поспешил добавить:

– Один я еще смогу пройти, но вдвоем шансы наши очень сильно уменьшатся.

Она выглядела такой несчастной, что я сказал:

– Когда устроюсь там, куда иду, то напишу тебе. – По лицу я понял, что она боится нового обмана. Я добавил: – Навещай мисс Биттлстоун. Ей это понравится. Пошлю письмо на ее адрес, чтобы старушка тебе прочла. Надеюсь, потом она научит тебя читать.

Говоря это, я думал, что скоро в этом доме все полетит кувырком. Меня преследовал страх, что я устроил Бетси ту же проблему, что и Евфимии. Если так, что станет с ней? Мама и сестра служанке не помогут. У мисс Биттлстоун нет никакой возможности.

Я сказал:

– Бетси, мне было хорошо с тобой.

Слегка улыбнувшись, она кивнула.

– Если что, расскажи мисс Биттлстоун, что последствия моего бегства могут быть любыми. Если мне удастся благополучно устроиться, она может мне написать, и я вышлю деньги.

Бетси кивнула в знак согласия и сказала:

– Когда будете в пути, смотрите на мое окно. Оставлю свет, чтобы вам было легче ориентироваться.

Она поднялась на цыпочки, повернула ко мне свое личико, впервые поцеловала и скрылась в темноте.

Половина второго

К утру я буду далеко отсюда или погибну. Я постарался, чтобы преследователи направились в другом направлении по ложному следу и у меня было бы время добраться до нужного места. Два или три соверена, которые мама пожалела для меня, я возьму из ее тайника, они помогут мне доехать до Саутхемптона. Там письмо дяди Томаса откроет мне путь через Атлантику.

Сегодня безлунная ночь, а это значит, что меня никто не заметит – хотя уверен, что только Бетси будет следить за моим бегством, – но безопасный проход найти сложнее. Не стану брать фонарь, он может насторожить полисмена, если тот вдруг посмотрит в моем направлении.

Прилив теперь средний и спустя час после полуночи совсем опустится. Самые трудные вопросы следующие. Достаточно ли холодно, чтобы топь замерзла и выдержала мой вес? Смогу ли я найти путь? Кроме тусклого огонька Бетси, не будет никаких ориентиров. Как я выяснил, когда пытался пройти по болоту десять дней назад, на берегу нет домов, и даже если дома есть вдали, то ночью огней в них не будет. Я буду словно моряк в открытом океане, без каких-либо зацепок ни на горизонте, ни на небе, в окружении подводных рифов, знающий, что любое неверное движение станет последним. Если болото меня поглотит, так тому и быть. Лучше утонуть, чем болтаться на веревке.

Если все будет хорошо, то доберусь до дома мистера Боддингтона в три или четыре и, передав свой дневник в руки единственному человеку, слову и честности которого я полностью доверяю, попрошу его опубликовать записи только в том случае, если меня поймают или осудят невинного человека. Если я погибну, этот дневник уйдет вместе со мной и правда так и не будет раскрыта. Выживу я или сгину, меня будут помнить как свирепого и трусливого убийцу, но мне безразлично, что думают обо мне другие люди.

Что бы со мной ни случилось, знаю, что виновник избежит наказания, вернее сказать, судебного наказания, поскольку мотив, заставивший совершить злодеяние, будет мучить его вечно.

Если все получится, буду ли я стоять на корме «Иберийской Девы» и смотреть, как Англия исчезает за бортом? Думаю, нет. Я буду смотреть в темноту перед собой, а не в темноту позади себя.

Ричард Шенстоун,

Среда, 13 января. Два часа утра

Послесловие

Должно быть, Ричард перешел замерзшее болото и оставил свой дневник в доме Боддингтона, иначе он бы не сохранился. Потом Ричард исчез. Уплыл ли он в Канаду, неизвестно. Если так, то, возможно, он изменил имя, поскольку в соответствующий период времени мне не удалось найти там «Ричарда Шенстоуна». Мне удалось лишь установить, что по делу убийства Уиллоуби Давенанта Боргойна никто не был ни арестован, ни осужден. Спустя год после этих событий миссис Шенстоун умерла. Нет записей и о том, чтобы Евфимия вышла замуж за Лиддиарда, который умер холостяком в нищете всего восемь лет спустя.

По последним сведениям, в 1873 году Евфимия проживала в Лондоне, в Клеркенуэлл, тогда самом бедном районе города. Потом она исчезла, возможно, вышла замуж и изменила фамилию, хотя записей об этом я не обнаружил.

Возможно, Боддингтону удалось забрать письма у Уилсона и вклеить их в дневник, кроме последнего, оставшегося у герцога. Когда спустя много лет его фирму поглотила другая фирма, дневник был передан в местный архив, возможно, непрочтенным, пока два года тому назад он не попал мне в руки.

Загадкой остается вопрос, почему Лиддиард так и не заявил прав на положенное ему состояние, согласно завещанию отца. Если причиной заговора было получение наследства, то для отказа от него должен был возникнуть серьезный повод.

Меня заинтересовало то, что описал Ричард в отношении детектива Уилсона. Когда он зачитал последнее анонимное письмо, то упомянул, что герцог позволил ему сделать копию только части письма и что ему не разрешено было прочесть все. Один герцог знал полный текст. Интересно, что он хотел скрыть в этом письме. Мне пришло в голову, что если бы удалось найти доверительный акт отца Давенанта Боргойна и Лиддиарда, то стало бы ясно, о чем идет речь в недостающей части письма.

После обширных поисков я нашел акт в национальном архиве в Кью в Лондоне, который называется Общественный архив. Как было сказано Ричарду, согласно завещанию, Лиддиард наследовал состояние в том случае, если его сводный брат умрет до исполнения ему двадцати пяти лет, не оставив наследника. Но я также узнал, что Лиддиард должен был подать прошение в течение двенадцати месяцев, иначе все состояние переходит герцогу. Имя поверенного, составившего доверительный акт, привело меня обратно в местный архив, где, как я надеялся, были архивы его конторы. Там, в тщательно запечатанном конверте, хранящемся в кожаной папке, лежало злополучное письмо, посланное Давенанту Боргойну за несколько часов до его убийства.

Сразу над тем отрывком, который переписал Уилсон и показал Ричарду, был след от сгиба. Самая интересная часть письма была загнута, возможно, герцогом, когда он показывал его Уилсону, чтобы детектив не мог ее видеть. Слова, скрытые его превосходительством и пересказанные Евфимией писавшему, принадлежали Давенанту Боргойну, когда на балу в ссоре с Ричардом тот посмеялся над его незаконнорожденностью, но в пылу автор позабыл обвинить Ричарда в незаконнорожденности.

«Ты бросаешь мне в лицо обвинение незаконнорожденности только потому, что твоя мать была замужем, а моя нет, но это не делает тебя лучше меня. Моя мать вступила в союз любви, а не в сделку купли-продажи, заверенную юристами. Это твоя мать была куплена за деньги, словно шлюха, а не моя».

Возможно, ранним утром после бала пьяный Лиддиард писал письмо, возбужденный предстоящим убийством ненавистного сводного брата, и сделал глупую ошибку. Это единственное письмо, которое он написал самостоятельно, без помощи Евфимии, и в ярости указал пальцем на самого себя, а не на Ричарда. Возможно, что герцог это понял. Поэтому показал Уилсону лишь то, что могло послужить уликой против Ричарда, но не ту часть, которая обвиняла его племянника. Потом он использовал эту улику, чтобы заставить Лиддиарда отказаться от претензий на наследство. Далекий от «порядочности и благородства», как воспринимал его Ричард, его превосходительство постарался, чтобы Ричарда повесили за убийство, которого он не совершал, и герцог это знал, поскольку таким способом он избежал скандала с племянником и заполучил состояние.