Книга Путешествия и приключения капитана Гаттераса - Жюль Верн

– Мне кажется, – заметил Джонсон, – что это далеко не так замечательно, как то, что делали служанки общественной пекарни и наши соотечественники.

– Простите, – сказал доктор, – но одно дело выдерживать горячий воздух, а другое – погружаться в горячую воду. Горячий воздух производит испарину, предохраняющую тело от ожога, а в горячей воде мы не потеем, следовательно, обжигаемся. Поэтому для ванн рекомендуется температура не выше ста семи градусов[46]. Видно, у этого турка был какой-то необыкновенный организм, раз он мог выдерживать такую высокую температуру.

– Скажите, доктор, – спросил Джонсон, – какая вообще температура у животных?

– У различных классов животных различная температура, – ответил Клоубонни. – Так, самая высокая температура наблюдается у птиц, в особенности у кур и уток. Температура их тела превышает сто десять градусов[47], в то время как у филина она не выше ста четырех[48]. Затем идут млекопитающие и люди, температура тела англичан в среднем – сто один градус[49].

– Я уверен, что Алтамонт и здесь будет доказывать превосходство американцев, – засмеялся Джонсон.

– Да, среди нас есть люди очень горячие, – сказал Алтамонт, – но так как мне не приходилось измерять им температуру ни под мышкой, ни во рту, то я боюсь что-нибудь утверждать.

– Люди, принадлежащие к различным расам, – продолжал доктор, – не обнаруживают значительной разницы в температуре тела, если находятся в одинаковых условиях, причем характер пищи не играет особой роли. Могу вам даже сказать, что температура человеческого тела под экватором и на полюсе одна и та же.

– Следовательно, – спросил Алтамонт, – теплота нашего тела одинакова как здесь, так и в Англии?

– Почти одинакова, – ответил доктор. – Что касается других млекопитающих, то их температура вообще несколько выше температуры человека. Ближе всех в этом отношении стоят к человеку лошадь, заяц, слон, дельфин и тигр, кошка, белка, крыса, пантера, овца, бык, собака, обезьяна, козел, коза обладают температурой в сто три градуса, но свинья всех их превосходит, ибо ее температура даже выше ста четырех градусов[50].

– Это прямо обидно для людей, – заметил Алтамонт.

– Затем идут земноводные и рыбы, температура которых изменяется в зависимости от температуры воды. Температура змеи – всего восемьдесят шесть градусов[51], лягушки – семьдесят[52], акула обладает примерно такой же температурой, как лягушка. Наконец, насекомые, по-видимому, имеют ту же температуру, что окружающие их воздух или вода.

– Все это прекрасно, – вдруг заговорил Гаттерас, до сих пор не принимавший участия в беседе, – и я очень благодарен доктору, который охотно делится с нами своими познаниями. Но мы так долго говорим о высокой температуре, что можно подумать, будто нам предстоит переносить палящую жару. Мне кажется, более уместно было бы поговорить о холоде и назвать самую низкую температуру, какая до сих пор наблюдалась.

– Вот это дело, – заметил Джонсон.

– Извольте, – отвечал Клоубонни. – Могу вам и об этом рассказать.

– Еще бы! – воскликнул Джонсон. – Вам и книги в руки!

– Друзья мои, я знаю только то, чему научился от других, и, когда я вам расскажу, вы будете знать не меньше моего. Итак, вот что я могу вам сказать относительно холодов и морозов, наблюдавшихся в Европе. Насчитывают немало памятных зим, по-видимому, самые суровые из них повторяются через каждые сорок один год, период, совпадающий с периодом появления наибольшего числа солнечных пятен. Упомяну о зиме тысяча триста шестьдесят четвертого года, когда Рона замерзла до самого Арля, о зиме тысяча четыреста восьмого года, когда Дунай был скован льдом от истоков до устья и волки переходили по льду Каттегат, о зиме тысяча пятьсот девятого года, когда Адриатическое и Средиземное моря замерзали в районах Венеции, Сета и Марселя, а Балтийское море десятого апреля еще не было свободно ото льдов, о зиме тысяча шестьсот восьмого года, когда в Англии погиб весь скот, о зиме тысяча семьсот восемьдесят девятого года, когда Темза замерзла до самого Грейвсенда, на шесть лье ниже Лондона, о зиме тысяча восемьсот тринадцатого года, о которой французы сохранили такие ужасные воспоминания, и, наконец, о зиме тысяча восемьсот двадцать девятого года, самой ранней и вместе с тем самой продолжительной из всех зим девятнадцатого столетия. Так обстоит дело в Европе.

– Но здесь, за полярным кругом, до какого градуса опускается температура? – спросил Алтамонт.

– Черт возьми, – сказал доктор, – кажется, нам пришлось испытать самые большие морозы, когда-либо наблюдавшиеся на земле, так как спиртовой термометр однажды показывал минус семьдесят два градуса[53]. Если не ошибаюсь, до настоящего времени полярным путешественникам приходилось наблюдать на острове Мелвилла минус шестьдесят один градус, в порту Феликса – минус шестьдесят пять и в форте Упования – минус семьдесят.

– Да, – вырвалось у Гаттераса, – нас очень некстати задержала суровая зима.

– Задержала зима? – переспросил Алтамонт, пристально глядя на капитана.

– На пути к западу, – поспешил добавить доктор.

– Таким образом, – продолжал Алтамонт, возвращаясь к прерванному разговору, – человек может выдерживать температуру в диапазоне примерно двухсот градусов?

– Да, – сказал доктор. – На открытом воздухе термометр, защищенный от действия отраженных лучей, никогда не поднимается выше ста тридцати пяти градусов[54], а при самой жестокой стуже не опускается ниже семидесяти двух. Таким образом, друзья мои, мы можем приспособиться к любой температуре.

– А что, если солнце вдруг погаснет, – спросил Джонсон, – уж, наверно, земля живо замерзнет?

– Солнце не погаснет, – ответил доктор, – а если бы даже и погасло, то, по всем вероятиям, температура не опустилась бы ниже указанных мною пределов.

– Вот это любопытно!

– Вы знаете, в прежнее время ученые предполагали, что в космическом пространстве за пределами земной атмосферы царит мороз в несколько тысяч градусов, эти цифры пришлось, однако, значительно снизить после опытов французского ученого Фурье. Он доказал, что если бы в космическом пространстве, в котором несется Земля, царил такой страшный холод, то на полюсах было бы гораздо холоднее, чем теперь, и между дневной и ночной температурой существовала бы огромная разница. Из этого следует, что на расстоянии нескольких миллионов миль от Земли не холоднее, чем в арктических странах.