Книга Тайны прошлого - Джулия Хиберлин

Его лицо вдруг расплылось перед глазами, и я пошатнулась.

Мне вдруг стало ужасно холодно.

А потом я очутилась на земле, глядя на мерно вращающиеся лопасти, засыпая под их колыбельную.

Глава 32

Я услышала далекий голос, откуда-то с края колодца, и попыталась подняться к нему сквозь тьму на дне. Но я слишком устала, а кто-то положил мне на грудь тяжелый камень.

Снимите с меня эту глыбу, хотелось мне закричать, но в этом мире не было звуков. А может, это не камень. Возможно, это моя душа застряла и сдавила мне грудь, пытаясь прорваться наружу.

Белого света не было. Я не заслужила рая? А второй шанс мне дадут?

Перед глазами замелькали тени. Я сильнее заработала веками, открывая их и закрывая, пока не проступили линии и цвета. Камень с груди свалился.

Точно не рай. Я лежала на красно-золотом клетчатом диване с запахом мокрой псины. Небритый человек сидел на корточках рядом и, судя по его лицу, не знал, что со мной делать. Он сжимал винтовку. Странно, но я сразу же поняла, где нахожусь. В старом фермерском доме с жестяной крышей, двор которого был захламлен заброшенными инструментами. Ржавое баскетбольное кольцо на стене гаража, инвалидное кресло под ним. По крайней мере, раньше так было. Я порылась в памяти, отыскивая имя.

Арлесс. Ветеран вьетнамской войны с двумя «Пурпурными сердцами».[34]Двадцать лет назад папа и Арлесс заключили долговременный договор аренды, согласно которому Арлесс до самой смерти мог бесплатно жить на нашей земле в Стивенвилле.

— Он привез тебя и ушел, — сказал Арлесс. — Выбил дверь и занес тебя на руках. Я его чуть не пристрелил.

— Мэдди… — сказала я, внезапно вспомнив все и тут же об этом пожалев. Слезы жгли мне глаза.

— Ничего не говори. Выглядишь ты не очень. Они за тобой уже едут.

* * *

Я очнулась в больнице, и папа был рядом. И был запах сигаретного дыма, впитавшийся в ткань его рабочей рубашки, был кисло-сладкий знакомый запах нашего амбара. Его ладонь, широкая и мягкая, как кухонная прихватка, закрывала мою кисть — одну из немногих частей моего тела, не воющих в тот момент от боли.

Когда я открыла глаза, чтобы поздороваться, я увидела Вэйда, и горе вцепилось мне в горло, а сознание тут же зациклилось на образе папы в гробу, хрупкого и съежившегося, восковой куклы в тщательно отглаженном синем костюме. При жизни папа никогда не носил костюмов со стрелками.

— Я просто подменяю, — сказал Вэйд, отстраняясь. Ему явно было не по себе. — Сэди внизу, с Мэдди. Девчушка в порядке. Утром ее отпустят домой. Твой пар… Хадсон пошел за кофе. — Он помедлил, приглаживая рукой остатки волос на лысине. — Полиция встала на уши.

Затем он прижал палец к губам.

— Ты только не разговаривай. Врач запретил.

Я склонялась к мысли, что Вэйд сам не хотел сейчас разговора, но губы меня не слушались. Они казались распухшими и там слегка покалывало, словно в них накачали тройную порцию коллагена. Вэйд нервно взглянул на закрытую дверь.

На поверхность сознания дохлой рыбкой всплыла мысль. Он собрался меня прикончить? Рука Вэйда нырнула в карман джинсов. За ножом?

Он достал знакомый предмет и протянул его так, чтобы я могла видеть. Я рассмотрела буквы. БДЗ. Банк Дикого Запада. Откуда у него ключ от депозитной ячейки?

— Его дала мне твоя мама. Велела сжечь содержимое после ее смерти. Я собирался отдать его тебе вчера, на ветряной ферме. — Я все еще смотрела на ключ, разбирая цифры. Другие цифры.

Другой ключ. Второй ключ. Еще одна ячейка?

Я отчаянно пыталась пробиться сквозь дымку, окутавшую сознание, словно москитная сетка.

Вэйд всегда защищал маму. Не папу.

По трубочке капельницы мне вводили что-то вкусное.

— Если ты не против, я возьму твою сумочку и надену этот ключ на твою связку. Чтобы ты сама решила, как им распорядиться. — Вэйд возился с кольцом для ключей, тщательно избегая смотреть мне в глаза. — Ты уже, кажется, знаешь, где он используется. Впервые в жизни я иду против желаний твоей мамы. И мне не нравится это ощущение.

Вэйд бросил все ключи обратно в сумочку, пружинисто поднялся и потянулся за ковбойской шляпой.

— Я знаю, что никогда тебе не нравился, — сказал он, — зато я всегда хорошо относился к тебе, и скажу почему. Ты никогда не презирала моего сына, даже когда вела себя, как поганка.

Он улыбнулся.

И я внезапно вспомнила и по-новому оценила сразу несколько вещей.

Тот случай, когда Вэйд нашел нас с подругой в другом городе голосующими на обочине в школьной форме. Он тогда притормозил, затащил нас в пикап и орал так, что, казалось, вылетят стекла и кабина взорвется. Но он так и не выдал меня папе.

Он учил меня стрелять по тарелкам, ловить карпов и шикарным ударом срывать банк в бильярде. А я считала его противным, потому что он только критиковал меня, не хвалил. Зато я могла выйти за окраину нашего ранчо и справиться с любым парнем теми приемами, которым научил меня Вэйд.

Когда Расти, его сын, свалился с припадком в амбаре на второй день после моего десятого дня рождения, я знала, что нужно положить ему под голову конскую попону и не сдерживать его, просто успокаивать, потому что он чуял чужие эмоции не хуже наших животных. Я знала это, потому что Вэйд вдолбил эти знания в мою голову. Эти уроки не раз пригодились мне при работе с детьми, сломанными и плачущими, испуганными и не знающими, чего ожидать.

— Мы не можем выбирать в жизни только то, чего хотим сами, — сказал мне Вэйд. — Я не хотел, чтобы Расти был аутистом. Но он — лучшее, что есть в моей жизни. Думаю, ты это и так знаешь.

Я этого вовсе не знала. Я никогда раньше не слышала, чтобы Вэйд говорил вот так, на эмоциях, чистых и сильных. Минуту назад я думала, что он собирается меня зарезать.

— Мы не можем выбирать, — сказал он снова.

Подошел к двери и обернулся.

— Я не знаю, что сделает с тобой содержимое той ячейки, Томми, — причинит тебе боль или отпустит на свободу. Но я понял, что это решение предстоит принять только тебе.

* * *

Я пыталась устроиться поудобнее на пассажирском сиденье в пикапе Хадсона, но рука на перевязи постоянно мешала. Любая попытка сменить позу отдавалась огнем либо в груди, перехваченной корсетом для поддержки сломанных ребер, либо в плече. Чтобы вправить мое плечо, потребовался один рывок со стороны медицинского персонала и один обморок от меня.

Голова уверенно болела.

— Вам повезло, — сказал мне врач скорой помощи, завершив свой сеанс пыток. — Всего лишь небольшое сотрясение.