Книга Новый Макиавелли - Джонатан Пауэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мой отпуск продолжался, но сотрудницы Номера 10 Кэтрин Риммер и Клэр Саммер, ответственные за сбор подготовительных материалов, прямо в Корнуолл, в съемный коттедж, прислали мне увесистую коробку документов. Я с ужасом обнаружил в ней всю свою электронную переписку. В электронных письмах я всегда отличался чудовищной неосмотрительностью; по важности приравнивал их к телефонным разговорам, а правильнее было бы приравнять к официальным документам, для подготовки которых требуется помощь юриста. Ибо известно: что написано пером, того не вырубишь топором. Прочитанные на свежую голову, письма производят впечатление, весьма отличное от того, что производили в день сочинения, в запале. Мне только ленивый не советовал вовсе отказаться от такого блага цивилизации, как электронная почта. Отказаться, ха! Хорош глава администрации учреждения вроде Номера 10, не имеющий электронного адреса! Порой нужно проинструктировать несколько десятков человек; попробуйте сделать это по телефону — до второго пришествия провозитесь. Спешка не позволяет внимательно прочесть каждое электронное сообщение, а ведь погрешности неизбежны.
Итак, я вывалил на кухонный стол целую кипу распечаток и принялся выискивать компромат. К счастью, во всех письмах оказались мои вполне разумные комментарии. Вскоре они были опубликованы. Из них следовало, что я с самого начала был против войны в Ираке, по великодушному заключению (и к явному облегчению) моей бывшей жены. Я поехал в Лондон давать показания. Позвонил мой брат, сказал, что давно знает Хаттона. Хаттон, оказывается, ненавидит две вещи — длинные волосы и бороды. Однако ни сбривать свою «отпускную» бороду, ни стричься в угоду судье я не собирался — будь он хоть трижды верховным. Я очень нервничал и по этой причине допустил ошибку. На вопрос следователя, кто сообщил Алистеру, что Ричард Сэмбрук с Би-би-си назвал Дэвида Келли «источником» для статьи Эндрю Гиллигана, я ляпнул: «Том Болдуин из “Таймс”». В комнате повисла напряженная пауза; я понял, что неумышленно нарушил неписаный кодекс чести, запрещающий выдавать «источники».
В дневнике я зафиксировал восхищение острым умом судьи, а также его способностью посредством пары-тройки вопросов докопаться до сути дела. Пресса, напротив, день за днем печатала то, что хотела услышать о процессе, с целью доказать, что Би-би-си была права, а власть имущие заблуждались (то же самое произошло в 2010 году с последним иракским расследованием — реальные свидетельские показания тогда не имели ничего общего с заявлениями прессы). Хаттон, очевидно, полагал, что на него возложены обязанности судьи — выслушивать показания и с беспристрастностью делать выводы. Его отчет являл собой образчик документа этой категории, демонстрировал абсолютную прозрачность всего дела. Истолкование же этого отчета отдельными лицами отнюдь не делает им чести. СМИ, всю дорогу превозносившие Хаттона за бесстрашие, пришли в ярость, когда хаттоновские выводы оказались отличными от их ожиданий. Стали писать, что своим отчетом Хаттон обеляет правительство. Я отслеживал репортажи и не обнаружил в них ни единой попытки оспорить собранные Хаттоном факты или выдвинутые им аргументы. Оспаривался только главный вывод. Хаттона, конечно, такая несправедливость очень раздражала.
Еще до хаттоновского отчета Майкл Говард поднял шум: дескать, тори имели доступ к отчету прежде, чем он был зачитан в Парламенте. Он вполне резонно хотел выиграть время между парламентскими запросами и премьерским заключением об отчете, чтобы успеть прочесть его и как-то отреагировать. Мы согласились. Говард потребовал, чтобы вместо теневого министра иностранных дел Майкла Энкрама вместе с ним отчет читал его помощник, молодой член Парламента Дэвид Кэмерон. Однако Говард не уловил истинного настроения Палаты — и начал яростную атаку на Тони с требованием отставки. Учитывая, что отчет оправдывал Тони, атака производила впечатление весьма неоднозначное; в очередной раз был достигнут эффект объединения наших парламентских «войск».
Урок, который надо извлечь из этой истории: независимо от того, насколько хороший отзыв о работе получает премьер, расследование не должно оправдывать премьера перед прессой, а значит, и перед народом.
Когда Тони понял, что придется дать согласие на очередное иракское расследование, на сей раз касающееся разведданных, мы решили было одобрить кандидатуру начальника штаба обороны в отставке Питера Инга в качестве руководителя. Вызвали его в Номер 10, поговорили.
Питер выразил готовность участвовать в расследовании, но не хотел возглавлять следственную комиссию. Я предложил Робина Батлера, который в это время проводил отпуск в Мексике. На краю вулканического кратера, где Робин был застигнут нашим звонком, связь оставляла желать лучшего; впрочем, едва уловив суть, Робин согласился. Слушания были закрытые; вопросы о природе и использовании информации — сугубо по существу. В очередной раз я обнаружил странную вещь: стоит мне оказаться на месте свидетеля, как на события прошлых лет наваливается груз более поздних событий. Чтобы не повторять без конца инфантильное «Забыл», пришлось перечитывать соответствующие документы. С самого начала все поняли: поскольку правительство и не подумало собрать достоверную информацию по Ираку (главное обвинение), расследование спровоцирует немало процессуальных рекомендаций, ведь опубликованное досье Объединенного разведывательного комитета отнюдь не дословно повторяет данные из первоначального отчета этого Комитета; не шла речь о дословности и на «диванных совещаниях», которые Робин, совсем недолго пробывший секретарем Кабинета, очень не жаловал.
Явившись к Тони в «логово» с отчетом, Робин сказал, что работа над оным «доставила ему удовольствие». Зато результат этой работы не доставил удовольствия нам. Сам отчет был ударом по политическому статусу Тони; теперь Гордон Браун мог предпринять очередную попытку низложения правителя. Говард снова неправильно истолковал бессловесную реакцию, чем дал Тони возможность повторить его неопровержимые доводы в поддержку Иракской войны на страницах газеты «Ист-Кент ньюс». Говард был повержен.
Итак, мудрый премьер-министр непременно извлечет из батлеровского отчета следующий урок: после случившегося с Хаттоном атаки прессы способны запугать всякого эксперта, нанимаемого проводить независимое расследование; эксперт станет прогибаться под прессу и уж постарается найти компромат на премьера, чтобы не рисковать собственной репутацией. Действительно, кому хочется прослыть политическим отбеливателем? Урок второй: хотя расследования иногда позволяют премьеру выиграть время, они едва ли способны оправдать действия правительства или решить проблему, вне зависимости от того, каковы факты.
Еще одна причина для премьера устроить расследование — это желание добавить себе популярности в народе, желающем узнать некие факты об истинных причинах той или иной трагедии. Среди пострадавших растет тенденция не верить очевидному. Религия уже не имеет прежнего влияния на людские умы, утешения родным и близким погибших давно не приносит. Семьи жертв склонны искать сложносочиненные причины трагедии — так им легче справляться с горем; отсюда их мысли о тайных заговорах и тому подобном. В случайной смерти близких люди ищут некий подтекст; для этого им и нужно расследование. Но как правило, никаких тайных заговоров не обнаруживается — к вящему разочарованию семей погибших.