Книга Свои продают дороже - Ольга Некрасова

— Я должна подумать, — сказала Татьяна. Хотелось поскорее положить трубку, но это казалось невозможным без разрешения Есаула. Его мягкий голос лишал ее воли.

— Конечно, подумайте. Вопрос денежный, с кондачка не решается. Только уж вы не затягивайте, Татьяна Петровна. Учтите, это первое наше предложение. Второе будет хуже или будет вообще не вам — вы не единственная наследница.

И Есаул отключился, не забыв распрощаться.

— Тань, ты вся зеленая, — заметил Витек, вполуха слушавший разговор. — Что случилось?

— Ничего, Витек, спи.

— Да нет, я пойду. И так дома не ночевал. Жена меня уже, наверное, с милицией разыскивает, — безмятежно сказал ее недолгий любовник. — Да, кстати, документы на тираж я не посмотрел.

— А мне его так привезли, без документов, — призналась огорошенная Татьяна. — Ты что же думаешь, я эти книги украла? Давай в издательство позвоним, Сохадзе…

— Сохадзе?! — Витек, который уже прыгал на одной ноге, попадая в штанину, снова рухнул на постель и беззвучно заржал. — Ой, не могу! Ты что ему сделала — кинула на чем-нибудь или просто дать забыла?

Одеваясь, он в двух словах разъяснил ситуацию. Товар у нее — бесфактурный, левый. Когда он уже продан, это великолепно: не надо платить налоги. А пока не продан, с ним ничего не стоит налететь на УБЭП или налоговую, и тогда нужно делать круглые глазки и говорить: «Это не мое, ума не приложу, откуда взялось», потому что все равно товар отберут.

— Так я и прошу тебя продать! — взмолилась Татьяна.

Витек сел к ней на постель.

— Я не могу, честно. Имел неприятности, еще раз попадусь — лавочку закроют. А другие — не захотят. Напрямую от Сохадзе они бы взяли, ас незнакомым посредником не станут связываться. Хотя сейчас, похоже, и у Сохадзе никто не стал брать: конец года, народ прикидывает дебет к кредиту, органы лютуют. Поэтому он тебе и впарил тираж — склад освободил. — Он зачем-то посмотрел на телефон и спросил:

— Машина тебе от мужа осталась?

— He про тебя, — поняла Татьяна. — «Мерс», двухгодичный.

— Да, «мерса» у меня еще не было, — многозначительно заметил Витек. — Значит, к тиражу я не притронусь, остальное в силе: десять тонн через месяц. Заметь, завещание у тебя не отбираю, хотя мог бы.

Татьяна сидела с разинутым ртом. И лишь когда за ним захлопнулась дверь, все у нее сложилось: обручального кольца Витек не носил, был по-мужски голоден, домой до звонка рэкетиров не торопился… А потом услышал, как она угрожала Есаулу то слоновьим ружьем, то братом-спецназовцем. Тут и ребенок догадался бы, что на нее наезжают. Вот Витек и слинял от греха подальше, выдумав несуществующую жену.

Она посмотрела в окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как «жигуленок» Витька отчаливает со двора. Даже мотор не прогрел, так торопился. «Мог бы отобрать завещание», как же! Прекрасно понимает, что для него это просто бумажка, а ей без завещания нечем было бы расплатиться.

— Свинья и есть свинья, — вслух сказала Татьяна.

Было скорее смешно, чем обидно. Тело еще истомно ныло, и потом чек трусоватого Витька здорово приблизил ее к получению наследства. Стоило ли рассчитывать на большее?

СТАВКА НА ШИШКИНА

А после всего, что между нами было, он отвернулся к стене и заснул.

Самая распространенная жалоба в кабинете врача-сексолога

Она кинулась звонить Шишкину: Есаул.., вы обещали помочь…

— Объявился? А мне еще не докладывали, — равнодушно заметил своим стертым голосом начальник службы безопасности. — Таня, ты в окно иногда смотришь?

Татьяна посмотрела и не заметила ничего необычного, кроме джипа, который кто-то повадился ставить на место, где Змей обычно парковал свой «Мерс».

— Так это ваша машина? — догадалась она.

— Мне отсюда плохо видно, о какой ты говоришь, но скорее всего наша.

Есть вещи, которые доходят не сразу. То есть мы о них знаем, но случаются они в кино и не с нами. Есаула-то Татьяна пережила, давно. А такая штука, как наружное наблюдение… В ее дворе? Под ее окном?! За ней?!!

Она еще раз выглянула в окно. Джип был похож на бронемашину: страшноватый, темно-зеленый, с блестящей лебедкой спереди и тонированными стеклами, за которыми ничего не было видно.

— Никита Васильич, а они там?

— А где ж еще? — развеселился Шишкин. — Думаешь, обозначили присутствие и ушли пиво пить?

— Она ведь и ночью стояла, — вспомнила Татьяна, — Никита Васильевич, а почему они не зайдут? Им же, наверное, надо…

— Что?

— Ну, в туалет.

— Да, это серьезная проблема наружного наблюдения, — согласился Шишкин. — Но разрешимая. Есть у нас один секрет. — Он понизил голос. — Никому не скажешь?

— Нет, — попалась на удочку Татьяна.

— Всем наружникам пересаживают мочевые пузыри от лошадей! — торжествующе объявил Шишкин.

Директор охранного предприятия. В КГБ подполковником был, не ниже! Татьяна плюнула в трубку.

— Ладно, а как у тебя дела с Левашовой? — посерьезнел Шишкин.

— Никак, — пришлось ответить Татьяне.

— Так чем же ты занималась два дня?

Пакетики от презервативов усыпали пол, как фантики в детском театре. Чем-чем… Так ему и скажи.

— Никита Васильич, может у меня быть личная жизнь?

— Да, если будешь так продолжать, у тебя никакой жизни не будет! — взорвался Шишкин. — Книжками она торговала! Сколько выручила, на метро-то хватило? Мужика, считай, незнакомого притащила в дом! А ты знаешь, что у этого Карева судимость?!

— Вы же не дали мне денег, — вяло возразила Татьяна. Откуда он знает фамилию Витька?

— Зато он дал. Под сто пятьдесят процентов в месяц.

Ее обдало жаром. Подслушивали! Значит, все, что здесь было… Все эти, с лошадиными пузырями, сидели в своем джипе за темными стеклами, потягивали кофеек из термоса, а в наушниках у них… Наверно, ржали, а скорее дремали с постными рожами: не развлекаться пришли — работали…

— Вы!.. Да как вы могли! — накинулась на Шишкина Татьяна.

— А ты что думала?! Ты вообще как себе представляешь охрану? Вроде зонтика? Хочу — возьму с собой, хочу — на вешалке оставлю?.. А если бы Карев стал у тебя отбирать завещание, как грозился? А если он работает на Есаула?

Возможно, Шишкин был прав. Со своей точки зрения. Но Татьяне от этого не стало легче. На глаза навернулись слезы; она вдруг поняла, что чувствовал Сохадзе, когда увидел те фотокарточки. Да, он специально фотографировался, и кто-то нажимал на кнопку. (Змей? Еще одна кисочка?) Похоже, занимались любовью втроем, но это еще не значило, что Сохадзе готов повторить опыт на глазах у четвертого, пятого, десятого. Ему было стыдно, охальнику. (Вот вам и левый тираж в Татьяниной спальне. Отомстил.) А уж как было стыдно Татьяне! Как непоправимо случившееся! Все равно что изнасиловали: вроде ничего нового не узнала и не убыло от тебя, но в душе-то сломалось, и заново уже не построишь!