Книга Синдром Фауста - Джоэль Данн

– А вас не смутит моя откровенность?

Я покачала головой. Он посмотрел на меня внимательно и, не отводя взгляда, сказал:

– Тогда – любви…

– Нашли тему для шуток…

Он посмотрел на меня так доверчиво, что я вздрогнула:

– Я не шучу, Дейна. Это правда. Всем остальным я могу пожертвовать.

– Вы меня пугаете…

– Когда человек молод, он всегда торопится. Любить по-настоящему у него нет времени. Всегда что-то мешает…

Я не могла больше сдерживаться:

– Мне очень хочется вам верить. Но я… я слишком сильно обожглась…

Напрасно я это сказала, идиотка! Но он посмотрел на меня из странной глубины своих глаз и тихо произнес:

– В вашем возрасте кожа еще не задубела, и боль чувствуется сильней.

– Вы говорите так, словно у вас за плечами – прожитая жизнь…

– А может, так оно и есть?

Он сказал это так, что я поежилась.

– У каждого – свои тайны, – отреагировала я. – В основном, к сожалению, – скверные…

Мы подъехали к отелю. Было уже поздно. Он подошел вместе со мной к портье и подождал, пока я заполню вопросник. Потом, сунув швейцару чаевые, взял мой чемодан, и мы поднялись на пятнадцатый этаж. Я понимала, что это последняя наша встреча, и слегка замешкалась, открывая дверь. Мне было невыносимо тяжело. Как ему об этом сказать?

Пластиковая карточка, которой я пыталась открыть дверь, почему-то не срабатывала. Наконец, дверь все же открылась. Вобрав в себя побольше воздуха и, слегка задержав его в гортани, я сказала тихо, но отчетливо:

– Руди, мне хорошо с вами, но у нас ничего не выйдет. У меня – спид. Спокойной ночи…

И закрыла за собой дверь.

Минут пять я стояла, опершись на нее спиной, и чувствовала, как по лицу, как тараканы, ползут слезы, которые я так презирала с детства…

На ночь я приняла снотворное и проснулась поздно. Одно меня успокаивало: теперь он либо сменит отель, либо будет держаться в стороне. Даже если встретит, сделает вид, что не замечает.

Я спустилась в ресторан, стараясь не глядеть по сторонам. Взяла тарелку и стала тупо двигаться вдоль гор салатов, колбас и сыров. И вдруг – столкнулась с ним. У меня защемило сердце.

– Можно вас поцеловать, Дейна? – спросил он и взял у меня из рук тарелку с салатом.

Хорошо, что он это сделал, иначе я бы ее уронила. Все напряжение, которое копилось во мне последние дни, ушло в судорогу в горле и проклятые слезы.

– Что вы от меня хотите? – всхлипнула я.

– Вы – смелая и необычная девушка. Спасибо вам за это…

– Я в этом не уверена, – смахнула я слезы.

Он положил мою тарелку на стол и присел рядом:

– Так мы идем с вами на свадьбу?

– Хорошо, – ответила я, слова мне удавались плохо, – только сейчас уходите…

Он понимающе кивнул головой, коснулся своими горячими губами моих холодных и ушел.

Я вернулась в номер и шлепнулась на кровать. Все мои мысли были о нем и вокруг него.

Почему он не оставил меня? Чем объяснить, что не испугался? Неужели и он – такая же, как и я, – жертва изощренного проклятия нашей эпохи? А если да, – то почему бы не забыть на время о неизбежном конце, о предстоящих мучениях, об одиночестве? Разве нельзя хоть раз в жизни отдаться вдруг охватившей тебя волне чувства?

Вечером он зашел за мной, и мы отправились гулять по острову. Шли, взявшись за руки, без слов. Они не нужны были нам. Мне казалось, я слышу его, хотя не знала, что он рассказывает. Крохотный – всего в пять квадратных километров – рифовый лоскуток земли в океане, остров Гамильтона стал модным экзотическим курортом. Мы брели пешком, уступая дорогу открытым со всех сторон электрокарам для гольфа, в которых разъезжали беззаботные туристы. Смотрели на высокие верхушки пальм, где нагло гоготали белые попугаи. Спускающиеся гроздья кокосовых орехов напоминали большие рыночные корзины. Все было так непохоже на привычный канадский пейзаж.

Я почти забыла о свадьбе, и мы немножко опоздали. Элизабет, моя уехавшая вслед за женихом кузина, помахала мне рукой. Она была здесь единственной, кто знал меня: отца у нее не было, а тетка, ее мать, умерла два года назад. Мы расцеловались. Она посмотрела на Руди, и мне показалось, он ей понравился.

Оркестр играл томное аргентинское танго. Руди танцевал так, как, наверное, это делали во времена молодости моей мамы, а может, и раньше. На нас стали обращать внимание. Мне захотелось уйти отсюда.

– Иногда делаешь глупости, хотя знаешь, что за них потом придется платить, – у самого моего уха раздался его голос.

– Вы это про себя или про меня?

– Про нас обоих…

Я вдруг поймала себя на мысли, что у него очень привлекательная внешность. Тонкие черты лица, влажновато-карие, ласкающие глаза, темный, с поблескивающим синеватым отливом цвет волос.

– Давайте смоемся, – вдруг предложил он. – К океану…

Я кивнула, и мы тихонько ушли. В темноте, в прищуре далеких огней, пальмы напоминали соборные колонны в опустевшем храме. Глуше кричали белые попугаи, а от воды поднималось свечение. Казалось, это серебрятся миллионы плавников.

– Почему вы не бежите, как все? Я ведь заминирована: дотронься – не соберешь костей…

– Устал бояться. Слишком мало осталось времени.

Не поднимая глаз, я спросила:

– У вас тоже – спид?

Он покачал головой:

– Нет, но моя виза в этот мир может кончиться еще скорее, чем ваша.

Что может быть хуже спида? На неизлечимого больного он не похож. Но Руди не стал объяснять. В конце концов, это его личное дело. Рискую не я – он. «Свинья, – поставила я себя на место, – как же тебе не стыдно?»

Я чувствовала жар его рук на своих плечах.

– Я столько ждал тебя… Боялся – не встречу вовсе… Но теперь, когда нашел, должен торопиться… Господи, дай мне почувствовать!

Он облизал губы и погладил меня по щеке. Меня это взволновало больше, чем если бы мы лежали в постели.

– Тогда мы должны что-нибудь выпить. Это просто необходимо.

Мы забежали в ближайший отель, спустились в бар и купили бутылку виски.

– Сколько мне осталось точно, никто не знает, – грустно улыбнулся он, – может – два года, а может – год…

Я не хотела задавать ему никаких вопросов: он должен рассказать все сам, И он это еще сделает. Обязательно… Руди оглянулся на поздних посетителей и неуверенно спросил:

– Может, смоемся и отсюда тоже? А что, если выпить в моем номере?