Книга Ребенок - Евгения Кайдалова

…Сейчас был конец апреля. Мы лежали в постели обнявшись и обсуждали, как проведем майские праздники. Инка уткнулась мне в грудь лицом и напоминала, как это ни смешно, своего же собственного ребенка. (Я много раз видел, как он кричал и выкручивался от болей в животе, а потом затихал, прижавшись к матери.) Я расслабленно поглаживал ее по спине, шее, запускал руку под волосы и чувствовал себя так, как если бы меня приговорили к каторге, а срок я отбываю на морском курорте.

В эти первые месяцы нашего перемирия ничто не обламывало мне кайф, кроме ребенка. Я, конечно, все понимаю, но… он без конца встревал между нами в самые приятные моменты. Инка считала, что он спокойный, но, стоило нам душевно разговориться за ужином или вместе сесть посмотреть какой-нибудь фильм, не говоря уже о том, чтобы завалиться в постель, как он тут же начинал вопить и чего-то домогаться. Я даже шутил, что у меня теперь каждый половой акт получается прерванным: только начнешь – а тут ребенок заставляет прерываться. Причем чего ему было надо, непонятно: сытый, сухой… Не иначе, как из ревности!

Конечно, мы поговорим и в другой раз. И телевизор не обязательно смотреть. И с сексом можно повременить. Но спрашивается: чего ради? Почему даже такие простые удовольствия перестают быть доступны?

Ну да ладно! Он еще вырастет, перестанет орать, и тогда с ним можно будет договориться. А пока постараемся расслабиться и получить удовольствие.

По выходным мы стали выбираться в люди. Раньше наша культурная программа ограничивалась прогулками по Петровскому парку и бесконечной возней с ребенком. Впрочем, возней занималась Инка, а я, за неимением лучших перспектив, уезжал к друзьям. В доме была такая атмосфера, словно между мной, Инкой, ребенком, а потом еще и бабушкой протянули высоковольтные провода и воздух вокруг дрожит от разрядов. От этого вечного напряга хотелось сбежать хоть на край света. Теперь же, когда электромагнитные бури утихли, мы брали Илью в охапку, то бишь сажали его в «кенгуру», и ехали на Воробьевы горы – тусоваться со старыми друзьями. За месяц мы успели обойти пол-общаги, всем показывая ребенка, со всеми выпивая, а потом всей компанией отправляясь гулять на смотровую площадку. Правда, ребенок все-таки не давал Инке спокойно пообщаться с людьми – то она ему памперс меняла, то кормила (в самом неподходящем месте), то успокаивала, если он начинал хныкать и дергаться в «кенгуру», то он вдруг засыпал, и ей приходилось таскать его на руках.

Кроме того, вечерами в университетском Доме культуры постоянно происходило что-то интересное – то конкурс красоты, то концерт, то КВН, а ей приходилось уезжать домой, потому что идти на такое мероприятие с ребенком было просто невозможно. Я от души ей сочувствовал и по возвращении пересказывал увиденное во всех деталях, чтобы она тоже была в курсе культурной жизни.

Куда еще мы могли отправиться с ребенком, как не к друзьям? Да почти никуда! Театр, кино и концерты, понятное дело, отпадали. Выставка? Однажды мы попробовали, когда в Центральный дом художника привозили какую-то «Крейзи-моду» и Инке безумно захотелось пойти. В итоге ей пришлось кормить ребенка в женском туалете и занимать его игрушками, пока я рассматривал сто лет мне не нужные навороченные платья. О том, чтобы пойти в кафе или ресторан, и речи быть не могло – однажды мы зашли куда-то перекусить (слава Богу, это была рядовая забегаловка), и ребенок за пять минут ухитрился влезть обеими руками в салат и ступить ногой в суп. Больше с общепитом мы решили не экспериментировать.

К счастью, началось лето и стало возможно выбираться на природу. Несколько раз мы ездили с Речного вокзала на «ракете» купаться на подмосковные пляжи. Ничего, конечно, но особого кайфа в этом не было: во-первых, приходилось тащить с собой целый мешок детской еды (ребенка нужно было кормить уже не только грудью, а еще из тридцати разных баночек и бутылочек); во-вторых – ни поговорить спокойно, ни покупаться, а все время смотри, чтобы ребенок не заполз в воду или в муравейник; в-третьих, без конца отвлекаешься на то, чтобы уложить ребенка спать (в специально привезенной палатке!) и чтобы поменять ему памперс (куда потом прикажете выбрасывать эту обкаканную штуковину? Загрязнять природу нехорошо, класть в рюкзак – противно…). Я думал подурачиться с Ильей в воде, но Инка была против: она боялась, что он простудится – ему было только восемь месяцев.

В результате нормального человеческого удовольствия от свободного времени мы уже не получали, а отдыхали как-то через силу. Как если бы поставили себе героическую задачу – отдохнуть любой ценой! – и мужественно ее выполняли. Признаться, мне такой отдых надоел довольно быстро, но я терпел.

Только однажды у меня получилось расслабиться по-настоящему – до выпадения в осадок и головной боли на весь оставшийся день. У одного из друзей в конце июня был день рождения, и юбилей совпал с окончанием сессии. Двойной повод повеселиться! Тем более что отмечать праздник он собирался на даче, а я там уже бывал и помнил, что место классное. Приглашены мы были, разумеется, всей семьей – я, Инка и ребенок, но я сразу понял, что если тащить с собой Илью, то можно никуда и не ехать – веселья все равно не получится, а будет все тот же уход за ребенком, только в чужом, менее приспособленном для этого месте. И тут меня пробила гениальная мысль – надо снова брать бабушку в няньки, никуда не денешься. Я позвонил, стойко выслушал все, что она думает обо мне, об «этой лимитчице» и о том, какую кашу мы оба заварили, но в итоге все-таки получил согласие.

Бабушка поставила условие, чтобы мы сдали ей квартиру в идеальном порядке, и с самого утра пришлось делать генеральную уборку. Кроме того, Инка пропускала три кормления грудью, и взамен требовалось оставить три полные бутылочки молока. Утром Инка рассказала, что сцеживала его полночи – ночью молока почему-то бывало больше. Однако несмотря ни на что, она выглядела бодренько и безумно радовалась тому, что наконец-то выберется «в люди». Правда, при этом она ухитрилась целый час прорыдать над тем, что ей «совершенно нечего надеть», хотя одежды, по-моему, был полный шкаф, включая классный свитер, который я ей когда-то купил в горах. Но к бабушкиному приезду я заставил ее угомониться.

Итак, мы наконец-то выбрались куда-то вдвоем, в первый раз с того момента, как вместе поселились. Роскошное ощущение! Как только мы, держась за руки, выбежали за порог дома, мне показалось, что ребенок исчез из нашей жизни как страшный сон, и всю дорогу до метро мы над чем-то хохотали как сумасшедшие – не все ли равно, над чем хохотать, если наконец-то чувствуешь себя на свободе рядом с любимым человеком? На платформе в ожидании электрички я поднимал ее на руки и кружил в воздухе – так хорошо и легко мне было, а она обнимала меня изо всех сил и, чувствовалось, от всей души. Так, в обнимку, мы и проехали полчаса до дачи, и, сойдя с поезда, Инка с чувством сказала, что еще ни разу не бывала в таком замечательном месте. Про себя я немного посмеялся: место было красивым, но не более того, а вот сама дача, куда мы попали через десять минут, – это был действительно высший пилотаж! Двухэтажные генеральские хоромы, построенные стройбатом, двадцать соток сплошных цветов и яблонь и волейбольная сетка на самой симпатичной лужайке. Инка оглядывалась вокруг, как Алиса в Стране чудес. В самом доме ее больше всего потряс телефон с московским номером и туалет с канализацией; хотя чему тут удивляться: элитный дачный поселок граничил с маленьким подмосковным городком, где те же самые удобства были нормой.