Книга Нефть - Марина Юденич

— Ладно, оставим полемику о высоком. Говоря о том, что выпала из оборота, я имела в виду только то, что не очень понимаю, что такого сделал Путин за эти три года, что терпению сверхдержавы пришел конец?

— Ну, то есть как не понимаешь? Это же на поверхности. Это каждый день и вокруг нас. В воздухе ощутимо сгущается диктатура — неужели ты этого не ощущаешь?

— Откровенно говоря, нет.

— Это потому, что ты действительно выпала из жизни. Замкнулась — прости, повторю, это я виноват — в своем горе. Но открой глаза? Демократия — та самая, которую ты собственными руками строила в России, потому что я теперь говорю — твои политические программы…

— Ладо, Леня. Оставим мои личные заслуги. Я хочу услышать примеры сворачивания демократии.

— Да свобода слова, прежде всего! Все телевизионные каналы принадлежат госструктурам и говорят то, что велят из Кремля. Давление на правозащитные организации, давление на Грузию, Украину — по поводу этих спорных территорий. Постоянный газовый шантаж. В международном плане — упрямство на Балканах, требование платить за транссибирские рейсы из Европы в Азию, отказ вывести войска из Приднестровья и Южной Осетии, Сербия, отказ допустить западные компании к российским газопроводам. Слушай, я сейчас говорю несколько сумбурно и бессистемно, прости. Но уже завтра у тебя будет полный аналитический материал по каждому пункту, в котором Путин не желает идти на уступки и провоцирует Запад.

— Лучше информационный.

— Что, прости?

— Я не люблю чужую аналитику, предпочитаю информацию в чистом виде.

— Хорошо, ты получишь все, что тебе надо.

— Но, собственно, и так многое понятно — Запад недоволен Путиным, Путин несговорчив, а главная проблема сегодня — когда, как ты утверждаешь, баррель достигнет сотки.

— И перевалит, вот увидишь!

— То есть главная претензия к Путину — это отказ допустить западные компании к нашей трубе.

— Ну, не только, там есть еще целый ряд дальневосточных и северных проектов, в которых участвуют, и заметь — весьма существенными инвестициями — крупные западные компании. Сегодня их откровенно вытесняют из бизнеса. Обычным, нашим, бандитским образом — пожарники, налоговики, санэпидстанция.

— Я что-то читала про серьезные экологические проблемы?

— Правильно. Читала. И смотрела по телевидению. И миллионы людей — вместе с тобою. Так ведь я это и начал — пресса несвободна. Независимой прессы в стране больше нет. Ты, журналист с именем, — понимаешь, что это значит?

— Понимать, безусловно, понимаю, но…

— Что — но?

— Ладно, Леня. Я так понимаю, что если наше сотрудничество сложится, говорить нам еще придется долго и много о чем. Сейчас — моя задача, как я ее понимаю, подготовить тебя к встрече с президентом. Ты, кстати, получил подтверждение, она состоится?

— Да. Хотя я тоже сомневался, особенно после моей поездки в США. Эта встреча состоится.

— Кстати, о поездке. Мне нужны основные вехи и идеи, которые ты озвучивал, потому что все это, разумеется, уже известно Путину. И просчитать его реакцию, полагаю, необходимо.

— Да какая у него может быть реакция — ярость. Только ярость.

— Леня, так имеет ли смысл встречаться с человеком, находящимся в ярости?

— Знаешь старый анекдот? Хохлушка выла замуж за узбека, и тот учит ее уму-разуму. Если я возвращаюсь с работы и тюбетейка у меня на правом ухе — настроение хорошее, подарки тебе дарить буду, любить буду. А если — на левом, лучше на глаза мне не попадайся. Я злой и опасный. Она ему и отвечает: так вот запомни и ты, если возвращаешься с работы, а у меня руки скрещены на груди, я в хорошем настроении — ждет тебя борщ, галушки и моя горячая любовь. А если видишь, что руки я уперла в бока — так и знай, что мне по хую, на каком ухе твоя тюбетейка. Вот и я сейчас как та хохлушка. Мне — по хую, в ярости они или нет, потому что за моей спиной все то, о чем я тебе говорил выше — финансы, политическое влияние, Дума, которая почти в кармане, гарантированная поддержка сверхдержавы.

— Не хватает только армии и спецслужб.

— Да. Этого нет. Хотя моя служба безопасности работает во сто крат профессиональнее всей нынешней Лубянки. И знаешь почему? Потому что лучшие кадры оттуда, которые господа радикальные демократы в революционном пылу вышвырнули на улицу, работают теперь на меня. Да и НАТО, знаешь, не за горами.

— То есть в Америке тебе обещали поддержку, вплоть до вмешательства НАТО?

— Практически — да.

— Это сильно. И все же о тех обещаниях, которые ты дал в США.

— Ну, во-первых, совершено сумасшедшая по своему размаху и смыслу сделка — утилизация ядерного оружия (включая переработку оружейного плутония). Они уже сегодня готовы выложить за это 50–60 миллиардов долларов.

— Всего ядерного оружия?

— Всего ядерного оружия России, разумеется.

— Но зачем?

— А зачем тебе ядерное оружие? Вот лично тебе оно зачем? Ты ведь должна понимать, что в начале XXI века никто, пребывая в здравом уме и ясной памяти, не развяжет ядерную войну. А если и развяжет — то никак не против России. Это же аксиома. Дальше — нефтянка. Много нефтянки — блокирующий пакет «Лемеха», к примеру, готов приобрести Chevron примерно за 6–7 миллиардов долларов. Неплохо так уйти из бизнеса, как полагаешь? Я полагаю — очень неплохо. И о товарище позаботился. Лиза! Кстати, я с момента прилета не видел и не слышал Михаила. Это что еще за фокусы? Он же у нас давно не пьет, не предается никаким вольностям, словом, ведет абсолютно здоровый образ жизни, который предполагает хорошую память и свежую голову ежедневно. Лиза появилась в дверном проеме, невозмутимая, бесстрастная.

— Он улетел в Израиль.

— Давно?

— Как только ты улетел в Штаты.

— И что, в Израиле теперь образовались проблемы со связью — я что-то пропустил?

— Нет. Связь в полном порядке. Но мобильные у него выключены. А дома, в Герцеле, его нет.

— А жена?

— Которая из них? Лариса здесь, надо полагать, — на очередном богомолье. Так что до нее не дозвониться, да и нет у нее теперь мобильного телефона. Бесовское это.

— Ты знаешь, да, — обращается ко мне Лемех, — Мишкина жена вдруг истово ударилась в религию, и муж-иудей не помеха.

— Муж-иудей завел себе новую жену, с которой и отбыл в Землю обетованную. Ее координатами — уж извини — не располагаю.

— Да извиняю, извиняю, — Лемех снова обращается ко мне, — она, говорят, девушка фартовая, такая, знаешь «Сонька золотая ручка», то ли из Тамбова, то ли из Саратова.

— Но независимо от этого — в федеральном розыске. Мне, между прочим, пришлось на эту тему общаться со следователем — так же бесстрастно сообщает Лиза. — Вы, кстати, не проголодались? Или, может, кофе сварить.